Новый Робинзон

В тот же момент со встречного судна спустили шлюпку, и сам капитан явился к нам, объяснив, что у него оказался недостаток в провианте и что он желал бы купить новый, хотя бы самый незначительный запас всего необходимого, чтобы только добраться до первого порта, где он сумеет найти все нужное. Кроме того, он сказал отцу, что его судно имело груз в 1500 тонн гуано и шло одним путем с нами, то есть также в Порт-Луи. Командиры обоих судов долго совещались и, наконец, пришли к взаимному соглашению.

Мы признались капитану, что не имеем груза, на что тот заметил: “Так почему же вы не идете к Лассегедским островам у северо-западных берегов Австралии и не грузите гуано, которое вы можете получить там просто даром?!” Мы отвечали, что не имеем необходимых для этого промысла орудий и приспособлений, например, лопат, мешков, плотиков, тачек и т. п. Все это было немедленно доставлено нам в уплату за тот провиант, которым мы поспешили снабдить его. По-видимому, все уладилось к полному благополучию обеих сторон и затем “Александрия” (так звали это встреченное судно) продолжала свой путь по направлению к Порт-Луи, а мы пошли к Лассегедским островам.

В известный срок мы достигли островов, изобилующих гуано, и весь экипаж тотчас же весело принялся за дело. Работа шла так успешно, что в очень короткий срок у нас оказалось значительное количество ценного груза на судне; не сегодня-завтра нам можно было уже отплыть. Узнав об этом решении отца, мы пошли к отцу и просили его, чтобы он позволил нам перед отъездом провести вечерок на острове и посмотреть гнезда горлиц. Добрейший отец, всегда во всем уступавший нам, согласился и отпустил нас на берег в сопровождении восьми человек, наиболее надежных из его экипажа. Нетрудно представить себе, что для нас нашлось очень много интересного на берегу, и время летело даже чересчур быстро. Вместе с приливом крупные горлицы налетели целыми стаями с моря и тотчас же принялись устраивать свои гнезда на самом берегу, ловко вырывая в песке небольшие ямки, приблизительно около одного дюйма глубиной и около 5 дюймов в диаметре. Затем эти птицы просто ложились над этими ямками и роняли в них свои яйца, число которых, как мы убедились в тот же вечер, колебалось между 12 и 40 штуками, снесенными за один присест. Нас ужасно забавляло собирать эти яйца и вообще наблюдать за горлицами. Сами того не замечая, мы забрели так далеко, что наши люди, данные нам отцом в провожатые, потеряли нас из вида. Между тем и погода начала портиться; все предвещало внезапную перемену. Наши провожатые стали разыскивать нас по всем направлениям, – и когда им, наконец, удалось найти нас, то было уже за полночь. Правда, ночь была не особенно темная, но когда мы стали собираться на судно, поднялся сильный ветер, и экипаж нашей шлюпки заявил, что они считают неблагоразумным пуститься с нами в путь в такую погоду. Так как у нас были с собою большие плащи и пледы, то решено было провести ночь на берегу и посмотреть, не переменится ли погода к лучшему утром. Судно наше стояло на якоре на расстоянии более трех миль по ту сторону рифов, а потому при таком состоянии моря, действительно, не было никакой возможности благополучно добраться до него, тем более что спутники наши боялись ответственности за нас. В числе этих людей был всего только один европеец, – родом из Шотландии, – и отец очень доверял ему.

Заботясь о нашем сравнительном удобстве, наши провожатые разложили большой костер, вокруг которого мы и уселись все вместе.

Ночь прошла почти незаметно; мы развлекались преимущественно рассказами о разных приключениях на море и на суше. О какой-либо опасности не было и речи: мы утром же надеялись вернуться на судно; однако на рассвете, посмотрев на бушующее море, против воли должны были убедиться, что буря еще более усилилась. Матросы в один голос заговорили, что нечего и думать добраться в такую погоду до судна на маленькой шлюпке.

Что случилось дальше, мы с Глэдис припомнили уже впоследствии.