Новый швейцарский Робинзон

Работа значительно облегчалась накопившимся у нас большим запасом бревен, досок и другого леса.

Пол нашей комнаты был покрыт толстым слоем глины, в которой вставлены были очень тесно плоские камешки. Стены были покрыты раствором гипса, и я рассчитывал, что конец лета высушит его.

Из шерсти наших коз и овец мы придумали, между прочим, изготовить войлочные ковры для столовой и сборной комнаты. Для этого мы разостлали на парусе пласт предварительно расчесанной шерсти и полили ее кипятком, в котором распустили куски рыбьего клея. Я свернул парус, и мы долго били по нем толстыми палками. Повторив поливку и продолжив колоченье, мы развернули парус, и от него отделилась длинная и широкая войлочная полость, которая, будучи высушена на солнце, прекрасно выполняла свое назначение. Ковер этот не мог, конечно, равняться с турецким, но был еще очень пригоден.

XXII. Праздник спасения

Однажды утром, проснувшись раньше обыкновенного и не желая своим вставанием нарушить сон семьи, я старался вычислить время, прошедшее со дня нашего крушения.

К большому моему удивлению вычисление убедило меня в том, что я размышляю накануне дня, который в минувшем году оказался для нас столь несчастным и вместе с тем столь счастливым.

После нескольких воспоминаний, поневоле весьма грустных, я должен был сознаться самому себе в моей чрезвычайной неблагодарности. Бог не только избавил нас всех от смерти, но доставил нам убежище, поистине благословенное, так как до настоящего времени всякий труд наш вознаграждался и малейшее наше усилие увенчивалось успехом. Из души моей вознеслась теплая молитва к Тому, который так очевидно охранял мою жену и наших малюток. Я решился не пропустить незамеченной эту годовщину и ознаменовать каким-либо торжественным празднеством, которое могло бы пробудить в детях чувства, приличные нашему прошедшему и настоящему.

Вечером, за ужином, я еще колебался, не решив ничего относительно следующего дня.

— Дорогие мои, — сказал я детям, — завтра великий день, который мы должны помнить в течение всей нашей жизни, что бы нас ни ожидало. А мы едва не забыли его! Завтра минет год с того дня, когда мы пристали к нашему прекрасному острову и чудесным образом избавились от смерти. День этот должен стать праздником для каждого из нас. Постарайтесь встать завтра пораньше.

Эта весть удивила мою семью. Она не хотела верить, чтобы мы уже целый год прожили в одиночестве.

— Не ошибся ли ты в счете? — спросила жена растроганным голосом. Неужели уже целый год…

— Я не ошибся, дорогая моя, — ответил я. — Мы потерпели кораблекрушение 30 января прошлого года. Календарь, который, к счастью, мне удалось спасти, служил нам одиннадцать месяцев; с того времени прошло еще четыре недели. Мы пристали в берегу 2 февраля, следовательно, завтра мы должны праздновать день нашего избавления. Но так как книгопродавец забыл выслать нам новый календарь, то впредь мы сами должны позаботиться счислением дней.

— Это не трудно, папа, — торопливо высказался Эрнест. — Нам стоит только поступать подобно Робинзону Крузе: каждый день делать по нарезке на дереве и затем делить эти значки по неделям, месяцам и годам.

Мысль мальчика казалась мне справедливой. Я задал ему несколько вопросов о календаре, о способах придать счету дней желаемую правильность, и ответы Эрнеста изумили меня своею основательностью. Я назвал его, шутя, астрономом нашей колонии и поручил ему надзор за всеми часами в наших владениях.

— Настоящий-то астроном — наша библиотека, — скромно возразил он. Какое счастье, папа, что мы спасли все эти хорошие книги.

— А я не очень люблю книги, — вмешался маленький Франсуа.

— Да ты, маленький лентяй, — заметила мать, — еще не знаешь, что в них есть.

— Мне, мама, веселее играть с Биллем, или бегать с Жаком, или работать с тобой в саду. Ведь это же не худое дело!

— Но, подросши, ты должен будешь и читать. В книгах, дорогой мой, есть много хорошего, приятного и притом полезного. Когда ты станешь постарше, ты узнаешь это и сам.

— Да я уж и теперь постарше, — ответил Франсуа простодушно, — мне одним годом больше, чем в прошлом году.

Тон Франсуа вызвал общий смех. Разговор снова обратился на измерение времени. Я продолжал спрашивать Эрнеста:

— Ты знаешь, что год состоит из 365 дней, 5 часов, 48 минут и 43 секунд; как же поступишь ты при вычислении с этими лишними часами, минутами и секундами?

— Мы будем прибавлять их к каждому четвертому году; они составят около одного дня, и мы прибавим его в феврале, чтобы сделать год високосным.

— Папа, — вмешался в свою очередь Фриц, — я никак не могу запомнить, в каких месяцах тридцать один день и в каких только тридцать.

— Для разрешения этого вопроса календарь всегда при тебе: это твоя рука.

— Рука календарь? — вопросительно воскликнул Жак.

— Да, мой друг. Сожми руку и посмотри на первый сгиб кулака с верхней стороны. Что ты видишь на этом сгибе?

— Ничего, — ответил Жак.

— А ты, Фриц?

— Вижу четыре косточки и три углубления.