Держась за левое плечо, тот начал потихоньку пробираться к двери сквозь груду тел.
Я крепко схватила его за ухо (как же давно я об этом мечтала!) и остановила его вой протеста, переложив его руку с правого плеча на левое, туда, где рана находилась на самом деле, на что весьма недвусмысленно указывало кровавое пятно на мундире.
В ужасе от своего возможного провала, король с благодарностью кивнул и, шатаясь, вышел из кареты.
– Обычная царапина, – услышала я, как он по-немецки отмахивается от врачей, тяжело упав на землю, как мешок с картошкой. – Не нужны мне врачи. Убирайтесь. Мне требуются покой и тишина, а не ваша глупая суета.
Как быстро он снова стал говорить по-королевски, подумала я.
Мы с Аллегрой высунулись на улицу.
Пока король ковылял к полю брани, толпа людей окружала его высокую фигуру. Как только основной персонаж драмы снова вышел на сцену, про нас сразу же забыли.
Король подошел к Годфри, который все еще стоял на своем месте, и оглядел его сверху донизу крайне высокомерным образом.
– Ты хорошо сражался, англичанин, – объявил он на нашем языке. – Я бы тоже на твоем месте выстрелил.
Потом его взгляд пал на Ирен. Он молча смотрел на нее некоторое время, затем повернулся на каблуках и зашагал прочь к черным каретам, увлекая за собой свою свиту и суетящихся немецких докторов.
Красная Королева не двигалась с места и неотрывно глядела на Годфри, который, словно в полусне, наблюдал за удаляющимся раненым королем. Я уверена, что он раньше никогда не стрелял в человека и даже не был уверен, что выстрелил теперь. Ирен подошла к мужу, взяла его под руку, и они молча двинулись к своей карете, не обращая на русскую никакого внимания, будто она была очередным пятном тумана.
Татьяна развернулась молнией красного бархата и исчезла в своем экипаже.
– Сработало! – обняла меня Аллегра в укрытии нашей кареты. – Дорогая Нелл, мы с вами сотворили тайное чудо, но нас никак за это не отметят, вот досада!
– Самые благородные дела совершаются незаметно, – строго сказала я, размыкая ее пылкие объятья.
– А что же мы будем делать… с ним? – спросила девушка чуть погодя, оглядывая бесформенную фигуру на полу в углу кареты. Пусть на руке у него была всего лишь царапина, но вот как король он был смертельно ранен, а Татьяна навсегда ушла из его жизни.
– То, что решит Ирен… – начала я, но была грубо прервана.
Дверь нашей кареты распахнулась. Из тумана высунулось некрасивое лицо отвратительного человека с бала.
– Вильгельм фон Ормштейн Второй, я полагаю, – сказал он на идеальном английском, оглядывая нашего пленника. – Мы избавим вас от него.
– Да кто?.. – возмущенно начала я.
– Что?.. – потребовала Аллегра.
Внутрь заглянул еще один человек, придя на помощь первому. Доктор Уотсон.
В секунду они вытащили нашего подопечного из кареты.
Первый мужчина посмотрел на нас сквозь монокль и кончиками пальцев коснулся шляпы.
– Премного обязан, дамы, – сказал он с легкой улыбкой, и оба они исчезли.
Мы с Аллегрой уставились друг на друга. Мы сидели в такой людной совсем недавно карете, и ничто не указывало ни на наши труды, ни на нашу победу – хотя… Я наклонилась и подобрала с полу одну-единственную медную пуговицу.
Глава тридцать седьмая
Шах и мат
Три дня спустя нас вызвали в Пражский замок на аудиенцию к королю.
Все это время ни я, ни Аллегра особенно не видели Ирен с Годфри. Можно было подумать, что они нарочно прячутся в его покоях, отказываясь выходить.
Нам с девочкой пришлось рассчитывать друг на друга, чтобы хоть как-то развлекаться, и это было совсем не трудно. Вдвоем мы осмотрели больше достопримечательностей Праги, чем нам с Ирен удалось за весь прошлый визит. Аллегра была под большим впечатлением от моих историй о тайной гробнице раввина Лёва, хотя, разумеется, я не осмелилась спуститься с ней вниз.
Мольбами и уговорами Аллегра в конце концов заставила меня снова сходить к гадалке, с которой я познакомилась в наше с Ирен предыдущее посещение.
Морщинистая старуха схватила меня за руку и предсказала, что впереди меня ждет «длинное путешествие». (Нетрудно угадать: мне вскоре предстояло вернуться в Париж.) Она также заявила, что я буду «следовать велению сердца». (Тоже не фокус, если у человека есть хотя бы минимальное воображение и очень мало желаний.)
Тем не менее я получила большое удовольствие от прогулок с Аллегрой и даже разрешила ей и дальше называть меня Нелл. Это преподаст урок Ирен: пусть впредь не заставляет нас томиться в ожидании, пока она вершит свои тайные дела.
Мы вчетвером вернулись в Пражский замок два дня спустя при всем параде. Годфри выглядел настоящим франтом из Гранд-опера в своем парадном костюме от портного Ротшильда, Ирен являла собой симфонию искрящегося цветочно-голубого, Аллегра пришла в нежном и скромном сиреневом наряде, а я, как образец современности, в клетчатом желто-коричневом.
На короле была его обычная кричаще парадная военная форма, и он встретил нас в тронном зале один.