Тут уж и Агамик и Зет просияли людскою лаской: нет, все-таки комсомол есть комсомол!
Закрыли лавку, пошли врезать по-серьезному. Сидели теперь в торговой зале среди свисающих дамских и джентльменских богатств, в окружении стопок дизайнеровских жилеток с блестками и экспозиции разновысоких сапог, напоминающих о крестьянских войнах четырнадцатого века. Было чем и придушить человека при надобности: свисали десятки разнокалиберных ремней, иные из них с драгоценными пряжками, что сокрушат любое адамово яблоко.
Быстро устаканили отменный ботл «Джека Дэниеля», отлакировали тройкой шампанского. Под хорошую банку сверхсекретный чекист выдал свою настоящую фамилию, она звучала: Завхозов. Продолжая откровенничать, он рассказал, что Тихомира Буревятникова вычислила на Лубянке огромная, как «Детский мир», ЭВМ. Именно этой суке ты обязан, Тихомир, своей жизнью. Без нее тебе полагалась высшая мера заочно. Вся эта кибернетика сучья, увы, бля, показывает, что наша структура не выдерживает. Значит, нужно сворачиваться, так? Однако совсем необязательно всем погибать под обломками, пришла к выводу группа компетентных лиц. Человеческий разум пока еще сильнее хитрых железок, верно? В принципе процесс пойдет в том духе, в каком задуман был еще Лаврентием Павловичем Берия, дальновидным мингрелом по национальности.
«Какие там у вас все умные, в Энском, – нехорошо хохотнул Буревятников. – Вумные, прям как вутки!» Завхозов буравил его взглядом сквозь дно стакана, издевательски хмыкал. В этой вашей трахнутой Америке многие думают, что просто так гуляют, а между тем все под наблюдением. Вот, например, есть такая чувиха в освободительном движении, Мирель Саламанка. Что? А ничего! Давно уже пошла по рукам в Энском. Тихомир хрустнул зубами по-пугачевски. Интересно, что даже провоцировать профессионально вас там не обучили. Чем там кадры занимаются в вашем Энском? Могут ли постоять за себя эти скоты, растлители молодежи?
Лавка тут погасла со всей своей мануфактурой. Погас Сансет-бульвар. Вместо него стал обширно развиваться закат личности, крах существования. В огненных его зубах разминались мягкие ткани, отщелкивались ногти в количестве гораздо большем, чем данные каждому двадцать штучек. Вдруг какое-то зелененькое пятнышко обнаружилось на периферии, нечто крошечное, как «бабуля-мамуля». Все, что было еще непрожеванного, рванулось туда: спасите, спасите! В пятнышке зазвучала какая-то струна и – преодолела! Вновь появилась лавка со шмотками и зеркалами, и Тихомир увидел свое собственное отражение в длинной зевоте рта и всех лицевых мышц. Агамик дружески улыбался. Завхозов скромно торжествовал: «Ну вот, теперь ты видишь, Тих, чему нас учат в Энском».
Разлили по тонким стаканам «Джонни Уокера», или, как выговаривал Завхозов, «Иохни Валькера».
«Что, английскому там вас совсем не учат?» – продолжал диссидентствовать Буревятников. «А на хуя?» – удивился Завхозов. Агамик, тра-та-та, прошелся тесаком по колбасенции, тоже неплохая школа. «Закусывайте, чуваки, а то до коек не доберетесь!»
Жуя с солидностью партийного человека, Завхозов продолжил развитие концепции развала всего нашего священного: «Все-таки нельзя допустить коррозии кадров, а ведь кадры здорово устали. Возьмите хоть меня, мужики: перевожу крупные суммы, а суточных получаю с гулькин нос. Разве об этом мечтали для своих внуков наши деды, железные чекисты? Компетентная группа разрабатывает разные варианты революции органов против застойной атмосферы. С этой целью приходится выходить на разных отвратительных личностев. Что, и русскому, говоришь, не учат? Эх ты, говнюк! Поезжай в Западный Берлин, увидишь, сколько там наших сидит на валютном деле. Придет день крушения всенародных памятников, но мы встретим его во всеоружии, чтобы результатами великих преобразований не воспользовалась всякая шваль человеческая, вроде Сашки Корбаха. Вот кому надо прямо под горло поставить вопрос: с кем вы, мастера культуры? Выпьем за второе рождение нашего друга Буревятникова! Вот ты-то, Тих, и спросишь с гада!»
С товарищем Завхозовым тут стала тоже происходить странная метаморфоза. Повис, как пустой костюм. Болтаются рукава, штанины. Галстучек дурит, норовит перекрыть кислород. Тихореша Буревятников тянет вверх обезьяньей лапой, заглядывает в то, что осталось, в лицо недюжинной головы: «Да как вы смеете, бляди, в вашем вонючем Энском покушаться на кумира нашего поколения?» – «Кончай, Тих, не компрометируй заведение!» – Агамик пытался стащить вниз Завхозова за болтающиеся ботинки. Буревятников тогда сбросил человека с семафора руки. «Ну что, хлопцы, пойдем прогуляемся? – предложил представитель советской власти. – Третий день здесь, а города, считай, не видел. Женские группы тут у нас есть?»