Новый сладостный стиль

– Почему мне это раньше не пришло в голову? Возьми дополнительные наушники и помоги мне с ним поговорить. При нем сейчас нет переводчика.

– Здравствуйте, – сказал Александр в вишенку микрофона. – Стенли Корбах вас приветствует.

– Рад вас слышать, Стенли, – сказал Михаил. – Вы откуда звоните?

– Из самолета, – пояснил Александр, – перелетаем Атлантику.

– У вас что там, русский на борту? – спросил Михаил.

Александр перевел ответ Стенли:

– Нет, все американцы, но, к счастью, один знает по-русски.

– Хм, – сказал Михаил, и по этому «хм» Александр понял, что отношения с этим Михаилом у Стенли не такие задушевные, как с Чарли и Хуаном. – Чем могу быть полезен, Стенли? – Не исключено, что этот Михаил боится подслушивания.

Стенли стал объяснять: «Послушайте, Михаил, мы направляемся в Москву. Наш фонд был приглашен на сессию „Мемориала“. По непонятным причинам визы не были готовы вовремя. Все-таки я решил лететь. Надеюсь, мы не встретим препятствий в Москве, тем более что мы везем проект исключительной важности для Советского Союза. Вы, может быть, помните наш разговор два года назад в Риме».

– Что же вы меня раньше не предупредили о вашем приезде, Стенли, дорогой? – вздохнул Михаил. – Такие главные, основные вещи надо сообщать заранее. Ведь они расширяют наши горизонты. Они требуют серьезной подготовки. Мы вас примем, конечно, по первому классу, ведь Россия даже во времена царизма отличалась гостеприимством. Сколько человек в вашей группе?

– Нас десять, – сказал Стенли и добавил полушутливо: – Все евреи.

Михаил выдал внушительную паузу, показывая, что шутка неуместна.

– Да ведь все евреи, хотя бы частично, – усмехнулся Стенли.

– В Америке может быть, у нас не все, – сказал Михаил. Непонятно, юморил ли он теперь в тон Стенли или был мертвецки серьезен.

– Мне всегда нравился ваш юмор, Михаил, – все-таки сказал Стенли. – Знаете, есть одна закавыка в списке нашей группы. Тут у меня Алекс Корбах такой, мой друг и родственник. Он был лишен советского гражданства восемь лет назад. У Брежнева не было чувства юмора, Михаил. Надеюсь, это нетрудно решить во времена перестройки, верно?

– Что-то я не понимаю, – вздохнул Михаил. – Как это так, ваш родственник был лишен советского гражданства?

– Он вам сам сейчас объяснит, – сказал Стенли.

– Кто?! – едва ли не вскричал Михаил. Как это водится у таких людей, он забыл, что говорит через переводчика.

– Речь идет обо мне, – сказал тут АЯ. – О вашем переводчике, м-м-м, господин Михаил. Я Саша Корбах, может быть, слышали? Из театра.

– Саша Корбах?! – воскликнул Михаил. – Да что вы там делаете?

– Где там? – АЯ в свою очередь как-то нелепо поразился. Слово «там» почему-то показалось ему непонятным.

– Ну, вообще там, не у нас, за пределами, – произносил Михаил с возрастающим возмущением.

Тут уж и АЯ вздрючился:

– В настоящий момент перевожу разговор своего родственника Стенли Корбаха с человеком по имени Михаил.

– С Михаилом Сергеевичем Горбачевым.

– Да я уже понял. Весьма рад познакомиться.

– А вот я не весьма.

– Что же так?

– Мы с вашими песнями все-таки жили, Саша, мечтали об изменениях к лучшему. А вы там у американских богатеев. Такие люди, как вы, должны работать на нашу перестройку, быть флагманами процесса, а вы в переводчиках.

– Любопытно, как я могу быть флагманом, когда у меня гражданство отобрали?

– Это не оправдание.

– А мне и не нужно никакого оправдания.

Короткая пауза. Что-то шуршит. Бумага, что ли? Или мысли шуршат? Горбачевские или мои? Скорее всего, шуршит что-то нешуршабильное в пространстве.

– Не нужно противопоставлять себя родине, – произнес Горбачев с тошнотворным советским выражением. – Видно, мы ошиблись, когда за своего вас держали. – Тут он, кажется, понял, что что-то не то говорит. – Как-то мы вас с новизной ассоциировали, Саша Корбах. С романтикой, с общечеловеческими ценностями.

– Вы меня с кем-то путаете, Михаил Сергеевич, – холодно подвел черту АЯ. Хорошо хоть на три буквы не послал творца развала. Неужели он говорит на запись, на какую-то гэбэшную пленку? Вдруг все, чем он до слез восхищался последние два года, сотни тысяч русских, идущих по телеэкранам мира под лозунгами демократии, – превратилось в склизкую фальшивку, в дешевую интригу «флагманов».

– Ну хорошо, переведите вашему боссу, что в Шереметьево вас встретят люди из моего аппарата.

Только сейчас Александр заметил, что Стенли, повернувшись на сто восемьдесят градусов, следит за выражением его лица. Тяжелая рука четвероюродного опустилась на его плечо, пока он завершал разговор с осмотрительным пареньком Михаилом.

– До скорой встречи, Стенли!

– До скорого, Михаил!

Александр высвободился из-под руки Стенли и пошел в кабину. Она была освещена только линией маленьких ламп вдоль прохода.