Новый сладостный стиль

Перед глазами обалдевшего от неожиданности АЯ затылки аудитории постепенно превращались в лица с трепещущими под подбородками крылышками аплодисментов. Среди этих лиц в глубине зала виднелось и Норино с двумя сияющими «зеркалами души». Все взбудоражилось в Александре Яковлевиче. Никогда еще он так не волновался. Он встал и показал руками: гитары, мол, нету. Злокозненный «Даппертутто» тут же протянул ему свою. Нарочно припас, что ли? Нора, вскочив со стула, размахивала обеими руками. Слишком много экзальтации для вашего возраста, мадам, если вам действительно тридцать четыре. Вдруг взял гитару и твердо пошел к сцене. Вспрыгнул на нее! Снял пиджак и бросил на рояль. Заметил лицо Стенли с застывшим на нем мальчишеским изумлением. Ну что ж, милейшие Корбахи и примкнувшие к ним Норы Мансур, сейчас вы увидите образец искусства чердачно-подвальной Москвы! Выдам сейчас на всю катушку, как когда-то в молодости кинул на первой премьере «Шутов»!

Он начал тихо перебирать струны, потом затянул «истинно русским» воем:

Гой, Россия, родина наша превеликая,
одноглазая, хоть и многоликая.
Гой, страдалица наша, молчальница,
тянешь лямку ты вдоль своих берегов.
Запетляли твой след волчьи клики и заморочили мороки средь гнилых стогов.

Никто в зале, конечно, не понимал ни слова, кроме, может быть, Лестера Сквэйра из службы М-15, но все уважительно засерьезились: вот она, Россия, вечная горькая беда человечества! Кивая головой, точно подтверждая мысль просвещенной публики, Александр продолжал ныть:

Ой, да на печальнейших нашей родины пажитях только тени плывут, скорбных теней гурты,
лучик солнышка тут не кажется…

Замолчал, опустил голову, потом ударил всей пятерней по струнам и проорал:

И вдруг на парашютах спускаются «Шуты»!

Физиономия расплылась в коронной обезьяньей улыбке. Гитара заработала в рок-н-ролльном ритме. Ноги пошли ходуном. Хриплым, «Володиным», страшноватенько-развеселым голосом Александр теперь вопил:

Шуты на парашютах спускаются с небес!
Шутихи ради шуток зажгли весельем лес!

Мощная дробь чечетки, прыжок с поворотом, скэт:[118]

Трам паракарналия,
трам ба сон,
пробио псидарио,
хавели о кария,
где-то прогулялся брюхатый гром.
Громио мербулио,
кувырком!

Р-раз, махнул обратное сальто! Сколько лет уже не пробовал таких резких движений, а сейчас вот любовь тебя сама крутит! Вот вам российское веселье, хоть рок-н-ролльное, да вприсядочку!

Шли боярышни в горохе,
а за ними скоморохи увивалися, колбасилися,
и в горохе под забором три опенка с мухомором появилися!
Народилися!

Пораженная публика взирала на исчадие универсального каботена: то поет что-то не совсем приличное, то кувыркается, то тэп-дэнсинг отчебучивает не хуже мастеров «Каттон-клаба», и все это проносится в ритме русского трепака вперемежку со свингом и синкопой.

Знаю «право», знаю «лево»,
их марширт под барабан!
Я из города Генева мушкетерский капитан!
Брум параферналия,
брэм бап чист,
прима вер чихалия,
вакха бах каналия,
запп лапп тист!
На полях Европы канонадный жар,
кони мчат галопом!
Гутен таг, майн цар!
Брам уратро брешник,
фру эр рой,
фруеробугешник праз дры крой!

Влекомый потоком этого вздора, весь охваченный тем, что у них в прежние времена называлось «полив», АЯ не забывал и лицедействовать, вспышками демонстрировать весьма странную интерпретацию системы Станиславского. Оставив гитару, вдруг атаковал рояль, пустил еще одну скоморошную егозину:

Волк на лодочке, на лодочке, на лодочке плывет,
лиса в новеньких ботиночках по бережку идет!
Волк все к бережку, все к бережку, все к бережку гребет,
лиса хвостиком все к лодочке, все к лодочке метет.
И все никак не встретятся, никак не поцалуются…

Русский старый приторный стиль, но и в нем видим мы все те же арки Вероны, галереи Венеции.