«Ах, Алекс, – шептала Нора, когда он снова и снова подступал к ней в тесной комнатенке мэрилендского постоялого двора, где сквозь открытое окно густо входил лунный свет, отраженный белым подрагивающим крупом Гретчен. – Да как же вы так можете, снова, и снова, и снова без передышки?» – «Но это же вы виноваты, Нора, – притворно оправдывался он. – Ведь это же вы все меня целуете, касаетесь грудью, берете руками. Ведь это же вы не даете мне передышки, моя любовь». – «Я не ошиблась, вы фавн, – бормотала она, снова и снова поднимая ноги и захлестывая у него на спине свои нежные руки. – Как только я вас увидела среди лошадей, я сразу подумала: это фавн, он охотится, он жаждет превратить меня в нимфу-козу. Ну признавайтесь, сладчайший монстр, сколько женщин вы так перемучили?» – «Никого никогда я так, как вас, не мучил, – слегка подвирал он. – Ни в кого я так мгновенно и охуительно не влюблялся, как в вас. Большая часть жизни прошла в пустяках, – продолжал он и тут не врал. – Не знаю, с чем это можно сравнить, если только не со встречей Данта и Беатриче возле Понто Веккио».
Она с хрипотцой смеялась: «Вот уж сравнение! Да ведь они же не трахались никогда, а мы сразу…» И она снова брала его рукой и приближала к нему свой рот. «Так ли это называется, как вы сказали, любимая, – шептал он. – Может быть, этот акт как-то иначе называется в нашем случае?»
Осенний антициклон за окном довел температуру до тридцати двух градусов по Фаренгейту, то есть по-нашему до нуля. Быть может, все в мире в ту ночь дошло до нуля, предоставив им чистое поле деятельности. Лишь старый дом иногда поскрипывал то ли от их трудов, то ли от своего возраста, да Гретчен иной раз жалобно всхрапывала то ли от ревности, то ли из опасения за свою хозяйку. Лишь рассвет их угомонил своей графикой, если только это нельзя было назвать тиснением по меди, ибо Атлантика встала у их ложа с массой предсолнечного свечения.
Пора, однако, было возвращаться к реальности. Она предложила ему остаться у нее в Вашингтоне. Увы, вздохнул он, мне нужно возвращаться в Архангельск. Она хохотнула: Лос Арчанжелес! Отчего же такая спешка, мой дорогой? Он рад был бы начистоту сказать, что Тед и так был слишком добр, позволив ему не выйти на пересменку, и что, случись такое еще раз, он пробкой вылетит из бригады эфиопского комсомола. Вместо этого глухо пробормотал, что отъезд заложен в драматургии всей этой штуки. Я могла бы поехать с вами, воскликнула она. Он успел запечатать «предательский цирк мимики», то есть лицо: не хватало еще ей явиться в отель «Кадиллак»! Но не могу, продолжила она, потому что завтра как раз начинаю этот факинг семинар для первокурсников, навязанный подкомитетом по корневому обучению в этом вшивом «Пинкертоне». Ага, значит, красавица преподает в престижном Юниверсити Пинкертон! Я сам к вам прилечу, Нора, через неделю. Это правда, Алекс, клянетесь? Больше недели, Нора, мы без вас не выдержим. Почему вы употребляете плюрал? Потому что говорю не только от себя, но и от всех своих органов. Мы просто не выдержим без вашей компании. Ну вот, я так и знала, опять начинается. Кажется, мне грозит спермотоксикоз по вашей вине, мой любимый паяц!
Еще пущая реальность началась по возвращении в Эл-Эй. На какие шиши я буду летать в Вашингтон? Может быть, и наберу на один раунд-трип из остатков той тыщи, но на этом придется и закруглиться с любовными приключениями, не признаваться же ей, профессорше, в том, что живу на жалкие чаевые. Дальнейший хаос в его практических соображениях мы можем передать, только безобразно перепутав все знаки препинания.
Я бомж из очереди в никуда! Советский жизненный опыт подсказывает не ахти какую оригинальную – расскажу ей все? она будет меня жалеть, давать деньги фавну из своего жало– идею продать что-нибудь – ванья; вот вам и Понто Веккио! продавали ведь там что-то в таких ситуациях: радио там или что-то? помнишь тахту забодал двухспальную? в Америке нечего мне продавать кроме собственного… ну понятно: «фиат», что ли, продать – кто возьмет; так что прощай; эту ржавчину; вашингтонская Беатриче с повадками опытной гетеры – может, в Швецию позвонить чтобы дали аванс под «Письма из ссылки» – где она всему этому научилась? кто меня там помнит в Швеции? а ведь выглядит издали как первокурсница; нужно еще объяснять шведам кто таков, почему; от такой ты и балдеешь от гетеристой; ты в ссылке? в чем тут хохма? признайся, тебе всегда только гетеристые бабы и нравились! может быть, у Бутлерова одолжить, у Двойры, у Стенли, наконец, что стоит – она там сидит на своих подкомитетах с невинным видом ученого археолога – она не археолог – она моя, только моя гетера и Беатриче – смешно у Стенли просить взаймы – она там сидит: выпуклый англосаксонский лоб – когда он может мне не моргнув дать миллионы на фильм – вместилище академических знаний – если я попрошу – но я не попрошу! от одного лишь слова «вместилище» начинает кружить башку…