Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами XXI века: возможности «большой сделки»

Неудивительно, что в области экономики секьюритизация (рассмотрение в контексте безопасности) энергетической и инвестиционной сфер является главным препятствием для выстраивания новой позитивной модели взаимодействия Россия – Европа. Характерная в первую очередь для действий Евросоюза, она заключается в необоснованной политизации вопроса «энергетической зависимости» от России и в том, что стремящемуся выйти на рынок ЕС российскому капиталу приписывают преследование не столько коммерческих, сколько политических и геополитических целей. Это в свою очередь стимулирует часть игроков в Евросоюзе (Еврокомиссия и некоторые страны-члены) вводить против российского капитала защитные протекционистские механизмы, а также проводить политику, нацеленную на приобретение с помощью тех или иных мер максимально большего контроля над поставками в ЕС энергоносителей. Подобные действия вызывают ответные шаги со стороны России.

Как и Россия, большинство государств континентальной Европы придают вопросам управления экономикой, при понимании неизбежности и необходимости государственного вмешательства в рынок, большое значение. Собственно, и объединение угля и стали, стартовый проект европейской интеграции, было направлено в значительной мере на совершенствование и координацию государственного вмешательства в экономику. И современная экономическая политика в Евросоюзе является наиболее цивилизованной и изощренной формой такого вмешательства.

Цена вопроса

Все эти ресурсы «старой Европы» могут стать не только компенсацией российских «потерь» от сокращения масштабов монополии, но и серьезным вкладом в политическую и социальную стабильность от Атлантики до Владивостока. Однако достаточна ли возможная компенсация для каждого из партнеров?

Будем рассуждать откровенно: любая компенсация кажется неравноценной тому – и в России, и в ЕС, – кто рассчитывает получить максимум возможного просто так. И вопрос здесь лишь в том, когда к партнерам приходит осознание того, что «просто так» не бывает, а если бывает, то полученный в результате формат отношений становится минным полем скрытых обид и политической нестабильности.

На низовом уровне неравноправная интеграция ведет к возникновению так называемого дефицита демократии – отсутствия участия граждан в подготовке и принятии важнейших решений. Данное явление становится неизбежным следствием интеграции на уровне самого ЕС. Однако еще более остро проблема демократического дефицита проявляется, как только Европейский союз начинает строить что-то совместное со странами, которые не являются его полноправными членами. Будучи гораздо более весомым в плане экономической мощи, а также органически неспособным оперативно подвергать ревизии собственную правовую базу, ЕС вынужден фактически навязывать партнерам свои нормы как единственно возможный каркас для совместного проекта.

С такой проблемой уже долгие годы сталкивается, к примеру, Норвегия, почти безропотно принимающая установки Брюсселя в рамках Соглашения о европейском экономическом пространстве. Несмотря на то что жители Страны фьордов упорно отказываются вступать в ЕС и делегировать таким образом часть своего суверенитета общим органам, только соображения политкорректности не позволяют официально закрепить за Норвегией статус зависимой территории.

Частично удалось решить проблему дефицита демократии в случае со странами Центральной и Восточной Европы, которые хоть и адаптировали свои правовые стандарты к требованиям ЕС, но весной 2004 года получили за это долгожданный статус полноправного членства в союзе. После того как представители Венгрии, Латвии, Польши и других заняли свои места за столом заседаний Совета ЕС, вопрос о легитимности подлаживания их правовых систем под acquis был автоматически снят. Если же речь заходит об отношениях ЕС с теми соседями, которые не хотят или не могут стать его членами, здесь к дефициту демократии ведет практически любая форма сотрудничества, идущего дальше простого торгового обмена.

На верхнем, общеполитическом уровне залогом нестабильности становится то, что одна из сторон всегда чувствует себя неудовлетворенной условиями сотрудничества и стремится к их пересмотру. Поэтому нельзя забывать, что основы формата отношений, приносящих максимальные выгоды только одному, могут быть подвергнуты брутальной ревизии в случае изменений политического режима другого. Примеры Латинской Америки и некоторых стран Ближнего Востока служат в этом вопросе весьма убедительным доказательством.

В этой связи склонность к «игре с нулевой суммой», которую в последние годы последовательно демонстрируют Россия и Европейский союз, представляется рациональной сейчас, но малопродуктивной в долгосрочной перспективе, хотя и увлекательной с точки зрения текущей политической борьбы и выборов. А также, что является наиболее сложной проблемой, отражает существующее в России и Европе восприятие друг друга.