Новый стратегический союз. Россия и Европа перед вызовами XXI века: возможности «большой сделки»

Вторая опора – это политическая экономия российского капитализма по состоянию на конец 1990-х годов. За десять лет реформ сформировался определенный внутренний баланс экономических и политических сил и интересов. Российские экономические и политические игроки еще не были конкурентоспособными на международной арене. Вместе с тем они, действуя через правительство и парламент, вполне были готовы оказывать влияние на формирование национальной внешней политики или, к примеру, на развитие инвестиционного климата.

Последнее было наиболее важно в отношениях между Россией и ЕС как в первую очередь экономическим игроком. В этой связи исключительно внутренние решения российского правительства или парламента зачастую играли роль дружественных или недружественных шагов в отношении Европейского союза. Спору нет, экономические вопросы занимают видное место и в отношениях нашей страны с другими партнерами. Но именно во внешнеполитической повестке дня ЕС они на несколько порядков важнее военных или чисто политических.

Описанный фундамент национальной внешней политики, в нашем случае по отношению к Европе, отражает и особенности политической системы, установившейся в России на рубеже XX и XXI веков. Для такой системы было характерно сближение государства, принимающего политические решения, и бизнеса, отстаивающего свои коммерческие интересы. На тот период и государство, и бизнес в РФ были заинтересованы в поддержании максимально дружественных отношений с Западом, который рассматривался ими как единственный источник технологий и инвестиций, а также стабильный потребитель основного экспортного продукта России – природных энергоресурсов. Вместе с тем государство не было заинтересовано в дальнейшем сокращении своих суверенных прав, а бизнес – в заметном усилении конкуренции со стороны европейских коллег.

Российская Среднесрочная стратегия отражала процесс формирования нового консенсусного видения национальной внешней политики российскими политическими и экономическими элитами. Этот консенсус сформировался в конце ельцинского периода и, с некоторыми коррективами, определял практику внешней политики Президента РФ Владимира Путина с 1999 по 2003 год. Часть консенсуса – и политика России в отношении Европейского союза.

Среднесрочная стратегия отражает существенные элементы общей неопределенности, присущей политике Кремля, который в тот период стремился сочетать режим «управляемой демократии» внутри страны и сближение с Западом в военнополитической и экономической областях. Уже тогда такая политика не подразумевала ограничения суверенных прав России на международной арене, что стало бы неминуемым последствием экономической интеграции с Европейским союзом.

Также на программных документах по отношениям с Евросоюзом отразилось видение российскими правящими кругами европейских интеграционных процессов и места России в Европе. У российских элит 1999–2002 годов по-прежнему отсутствовало адекватное представление о характере европейской интеграции и роли Европейского союза, а также о вероятных последствиях его эволюции для России. Москва также недооценивала стратегические последствия сближения с ЕС по формуле «объединения всего, кроме институтов», на которой основаны как действующее уже Соглашение о партнерстве и сотрудничестве, так и планировавшееся Общее европейское экономическое пространство (ОЕЭП). Признавая на практике возможность дальнейшего сближения российского законодательства с европейским, Москва вполне серьезно рассчитывала при этом сохранить за собой весь комплекс своих суверенных прав.

Важной практической целью Среднесрочной стратегии было продемонстрировать Европейскому союзу отношение Москвы к целому спектру проблем взаимного интереса. И, наконец, что стало наилучшей иллюстрацией стремительного движения России и ЕС к ситуации «игры с нулевой сумой», эта стратегия была документом, совершенно не сопрягаемым со своим европейским «аналогом» – Общей стратегией ЕС от 4 июля 1999 года. Их объединяли только ориентация на существующее Соглашение о партнерстве и сотрудничестве от 1994 года как признанную программу сближения на среднесрочный период.

Что наиболее важно: несмотря на формально-бюрократические и политические причины появления данных деклараций, именно так называемые стратегии впервые недвусмысленно указали на действительные, и весьма прагматичные, интересы сторон, зафиксировав тем самым отсутствие какого-либо прогресса по части их сближения за прошедшие с подписания СПС пять лет. Более того, в этих стратегиях наиболее наглядно проявилось отсутствие у России и Евросоюза элементарного общего языка, на котором мог бы вестись устойчивый диалог.

Хотя не менее очевидными стали к началу 2000-х годов и сферы четкого пересечения интересов сторон, растущая взаимозависимость в вопросах политического и, что наиболее важно, экономического характера, политическая готовность партнеров использовать и совершенствовать уже сформированные совместные институты сотрудничества. По меткому выражению британского дипломата и историка Дэвида Гована: