Новый учитель (СИ)

- Очень боюсь. Я никому этого не рассказывала, даже отцу, но перед своей смертью мама разговаривала со мной, - Аня опустила голову. - Этой беседой она сильно меня напугала. В юности, говорила она тогда, я ходила к гадалке в городе. Старая сморщенная бабка, которой на вид меньше ста лет не дашь. Своими трясущимися руками она выкладывала карты и напророчила, что мне нельзя иметь детей, - Аня прервалась. - Представляешь, помню слово в слово, а лица матери в тот день вспомнить не могу. Так вот, бабка сказала, что ей нельзя иметь детей. Я спрашиваю, почему? А она приподнялась на локтях и с каким-то жутким скрежетом выдавила: "Потому что бабка нарекла, моя дочь будет проклята, причинит много зла, погубит души невинных и сама никогда не обретёт упокоения. Но тебя же никто не проклинал, доченька, ты же никого не погубишь, любимая?" В голосе было столько тепла и ласки, а мне всё равно страшно. Не понимаю, зачем она рассказала эти вещи пятилетней девочке.

- Ты веришь в гадание?

- Дело не в этом. Пойми, Катюша, мне с детства говорили, что я должна любить маму, что мне должно быть грустно оттого, как рано она умерла. А я почти не помню её, зато помню страх, который испытала, услышав эту историю. Помню, как убивался отец, а оттого я злилась на мать. Вот и получается, что к ней я пита не любовь, а озлобленность смешанную с испугом.

Катя опустила глаза, ничего не сказал. Ей вдруг стало ясно, что Аня делится с ней самыми глубокими переживаниями, доверяет тайну, которую можно доверить только самому близкому человеку.

"Она считает меня самым близким человеком, - заключила Катя. - Как же я скажу ей то, ради чего позвала на эту прогулку? Нет, только не сегодня".

Словно бы прочитав мысли Кати, заморосил мелкий дождь. Девочки побежали домой и, распрощавшись на перекрестке у въезда в деревню, побежали каждая своей дорогой.

Чтобы срезать путь Аня решила возвращаться через улицу Ульянова. Там девушка снова столкнулась с Глебом Максимовичем. Он стоял под дождём у калитки своего дома и глядел на горизонт, где тёмно-синим пламенем загорались яркие молнии. Девушка попыталась проскользнуть незамеченной, но Глеб окликнул её. Обида на него никак не сказалась на чувствах, которые Аня испытывала. От голоса Глеба - громкого, низкого, мягкого - по её спине побежали мурашки. Девушка замерла, не зная, куда идти и как себя вести.

- Заходи, дождь переждёшь. Вон как вся вымокла, дрожишь, - сказал Глеб.

- Нет, спасибо, - услышала Аня себя, - я домой.

- Тебе домой ещё полтора километра бежать, как пить дать заболеешь. Иди ко мне, хоть обсохнешь. Не могу же я позволить своей лучшей ученице подхватить ангину, - настаивал Глеб.

Спорить Аня не стала и пошла прямиком к калитке. Глеб впустил её, проводил в дом.

- Чай будешь или так отогреешься? - спросил он.

- Да я не замерзла.

- А ну-ка, - Глеб взял своими руками её ладонь, сжал, погладил. - Холодная, как лёд, а говоришь не замерзла.

Он поднёс её ладонь к своему лицу и, широко открыв рот, дохнул. Взволнованная его прикосновением Аня не знала, как себя вести. Ей хотелось одного - чтобы это мгновение растянулось. Глеб продолжил растирать ладонь, а затем взялся и за вторую. В этот момент Аня отчётливо поняла, почему влюбленным так хочется держаться за руки, переплетать пальцы друг друга, прижимать ладонь к ладони. В этих прикосновениях куда больше интимного, страстного и чувственного, чем в поцелуе и даже акте любви. Аня разомлела, прикрыла глаза и не пыталась скрыть испытываемого наслаждения. Она не заметила, как Глеб перевёл свой взгляд на неё и, увидев выражение блаженства на лице девушки, растерялся, осторожно выпустил руку из своих ладоней. Открыв глаза, Аня догадалась, что произошло, почувствовала, как кровь приливает к лицу, щеки начинает печь - верный признак румянца стыда. Она потупила взор, в комнате повисла неловкая пауза.

- Пошли на кухню, чай с печеньем и конфетами пить будем, - нарушил молчание Глеб.

Аня робко кивнула. Она хотела отказаться, но не могла, настолько приятно ей было находиться рядом с Глебом.