Несмотря на все эти доводы, Весницкий не мог перестать ненавидеть Глеба. Он не мог принять его, не мог признать, что уступает ему, не мог смириться с тем, что Свиридов все забрал у него. Работа, единственная ученица, которая ценила Весницкого, смысл жизни - всего этого Весницкий лишился из-за Глеба, который всегда был вежлив с ним, приветливо улыбался, первым здоровался. Павлу Андреевичу казалось, что за улыбками кроется презрение, даже в самых безобидных поступках Глеба Весницкий находил какой-то таинственный умысел, считал их направленными против себя лично. Невыносимое состояние, в котором он находился, было очень близко к паранойе, но Павел Андреевич ничего не мог с собой поделать. Он просто принял эти чувства, как данность, необходимый фон, который вероятно будет преследовать его до конца жизни.
"Один раз он показал себя настоящего, - убеждал себя Весницкий. - Когда я рассказал, что выяснил о паршивце всё! Он вспылил, вышел из себя, грозился. Тогда и решил мне отомстить. С того самого дня плёл интриги у меня за спиной, настроил Аню и учеников против меня!"
Бред сумасшедшего. Весницкий понимал это, но накручивать себя не переставал. Он понимал, что подошёл к самой границе адекватности, перешагнув которую, можно кубарем скатиться в бездонное ущелье безумия, видел гибельность пути, мог разглядеть контуры обрыва, маячившие перед мысленным взором, но не останавливался, а наоборот, прибавлял ходу. Казалось, он хочет сойти с ума и забыться. Его добровольный остракизм был лишь одним из шажков для ускорения процесса. Зачем он снова и снова перечитывал одну и ту же историю, залистал старый журнал до дыр? Зачем прокручивал в голове болезненные и неприятные моменты, самозабвенно придаваясь психологическому садомазохизму? Почему не переставая думал о Глебе, который был ему неприятен, которого он ненавидел? Зачем каждое утро посвящал самоанализу, разгромному и уничижительному по отношению к самому себе?
- Ну, хватит, - произнёс вслух Весницкий, оделся, наскрёб в копилке мелочь и отправился в булочную.
На дворе начинала хозяйничать весна - веселая капель выстукивала незамысловатую какофонию, голодные воробьи кружились над подтаявшими полянками, собаки с громким лаем гоняли их, многие ребята бегали без шапок, рискуя получить мокрым снежком прямо по макушке. Словно мох на пнях на улицах показались старушки, на время зимы попрятавшиеся в уютных избах. Разбившись по парам и тройкам, они бродили по деревне, обсуждая сплетни, избыток которых поднакопился за зиму. Весницкий краем уха прислушивался, но не особо вникал в смысл, пока не услышал фамилию Астахова.
- Не говори, бедный мужик. Сначала жена, теперь вот дочь, - цокала языком одна сердобольная бабушка.
- А точно увезли? - спросила другая, в красном платке
- Точно-точно, - ответила третья, по всей видимости и пересказывавшая сплетню. - Дочь моя по соседству с Астаховыми живет. Так она говорит, вчера к ним сначала этот учитель новый припёрся, а потом Димка скорую побежал вызывать. Заболела Анюта чем-то серьёзным.
- Уж не от своего ли подхватила? - заметила старуха в красном платке.
- Да нет, говорят, как у матери беда. Дима весь сам не свой. Бледный как чёрт ходит, места себе найти никак не может.
- Ой бяда, - вздохнула сердобольная.- Сначала жена померла, потом дочь с учителем этим связалась, а теперь и того хуже - заболела. И за что ему это? Старательный ведь мужик, работает не покладая рук. Мой-то пока на пенсию не ушёл, Димку-то Астахова нахваливал. А оно вон как судьба-то к хорошему человеку.
- Что не говори, как его не нахваливай, дочку он воспитать не смог, - заметила бабка в красном платке, самая вредная из троицы. - Это где видано, чтобы пигалица со школьным учителем связалась? Да приключись такое в наши годы, родители бы со стыда умерли, а учитель тот на костылях бы ковылял из деревни.
- Хватит тебе, Петровна. Нормальный он мужик, а дочкой заниматься некогда. Мать вон сколько болела и не оправилась, на лечение говорят, потратил уйму денег, у знакомых своих занимал, до сих пор с долгами не расплатился. Кто бы Аню эту воспитывал? Нечего человека судить, когда такая беда.
- Ой, бяда, - снова подхватила сердобольная и завела свою присказку про хорошего мужика по второму кругу. Дослушивать разговор бабушек Весницкий не стал, обошёл их не поздоровавшись. Наверняка начнут перетирать кости и ему, но Павла Андреевича это не волновало. Из путанных речей старушек он понял - с Аней приключилось несчастье. Нужно было разузнать, как там дела, да только сам он никогда не решиться снова пойти к Астахову. Оставалось расспросить кого-нибудь. И тут провидение послало ему Тамару Теркину, беззаботно бредущую куда глаза глядят. В другой день Весницкий ни за что бы с ней не заговорил, но сегодня он позабыл о гордости, твердо решив узнать, что случилось с Аней.
- Здравствуй, Тамара, почему со старым учителем не здороваешься? - окликнул её Весницкий.
Девочка сморщилась, но, тем не менее, отозвалась.
- Здрасте, Пал Андреич. Я вас просто не заметила.