- Да не твой друг, псих этот. Павел Андреевич. Дочка у меня болела, он заявился. Сначале к девочке приставал, да я его выставил, потом мне говорит, дело нечисто. Жених Ани - упырь. Я ничего не понял. Он отвечает, мол, в прямом. Не до шуток мне тогда было. Хотел наподдать ему ещё разок. А он всё талдонит, - Астахов вздохнул, опрокинул рюмку, я последовал примеру хозяина. Он долил, продолжил рассказ. - Этот гад чокнутый, вся деревня знает. Я лучше всех. Три года он у меня классным руководителем был. На всю голову больной. Дебильные шуточки, ухмылочка чудика. Дети его не любили, да его вообще никто не любил. Но вреда он до поры до времени никому не причинял, вот я его слова всерьёз и не воспринял. Думаю, завидует Глебу. Какой парень погиб... Его школьники обожали, на уроках тиши воды, ниже травы сидели. А этот козёл бесился. Да ещё видать на Анюту глаз тоже положил. Видит, я ему к доченьки пальцем притронуться не дам, решил, как собака на сене, потявкать на Глеба. Знал бы, как Аня его любила, как Глеб убивался у неё на похоронах. Мать твою, как же противно-то на душе, - он опрокинул третью рюмку, я тоже. Водка оказалась крепкая. Да и я не то, чтобы мастер выпивать.
- После смерти Ани он озверел, - продолжил Астахов.
- Кто?
- Да Павел этот, Андреич, будь он неладен. Не знаю, сколько он вынашивал эту мысль. Напоил Глеба, отвёл к лесу, на землю свалил спиною вверх и кол вбил. Сам лег рядом с трупом, да на небо смотрит. Я к нему подошёл, говорю - погляди, что наделал. Он голову повернул туда, снова на меня посмотрел и деловито так заявляет: "Анне голову отрубить нужно". Клянусь тебе, я человек добрый, но когда услышал эти слова, словно мне глаза запеленали. Ничего не помню, только вот как сельские мужики меня оттягивали. Измесил эту скотину. Убил бы, да не дали. Правда, он в первую же ночь в тюряге себя и порешил - лезвием горло порезал. Есть Бог на свете!
Выслушав историю, я уже жалел, что приехал. Не стоило мне вмешиваться в настолько интимные дела. Астахов говорил очень медленно, из-за этого детали чудовищного происшествия отпечатались у меня в памяти. Нужно было найти предлог и скорее покинуть это село. Если Астахов узнает о моей лжи, мокрого места от меня не оставит.
- Оно знаешь как, всё разом наваливается. Сначала дочь связалась с учителем, Глебом. Вся деревня косо смотрела. Но оказалось, парень он неплохой, даже замечательный. Дело к свадьбе шло, а тут такое, - Астахов вздрогнул, - Умерла почти как жена. Давай по последней и пойдём.
- Куда?
- На кладбище. Ты ж Глеба повидать приехал?
- Да, - я не на шутку разволновался. Мысли путались, как бы ни ляпнуть чего лишнего. С четвертой рюмкой я справился подозрительно легко, хорошо захмелел.
Астахов встал из-за стола, я последовал его примеру. Мы отправились на кладбище, которое располагалось в трех километрах от села по живописной дороге, с обеих сторон окруженной полями. Астахов долго распинался о своем горе, но я его уже не слушал, любовался. Колоски пшеницы по-партизански тихо шептались друг с другом. Я пытался разобрать их разговоры. Наверняка болтали о погоде. С запада надвигались черные тучи. Скоро должен был пойти дождь, может быть, с грозой.
Вдоль поля мы шли около получаса. Кладбищенский забор внезапно вырос из-под земли. Унылый пейзаж серых плит и склонившихся над ними рябин загородил собой золотой океан. Анну Астахову и её жениха похоронили рядом друг с другом, недалеко от входа на кладбище. Увидев топорщащиеся кучки земли, я почувствовал себя неуютно. Свежие могилы всегда пугали. В землю вбиты два деревянных креста, к ним приставлены портреты. Аня некрасивая блондинка с широким лицом и маленькими глазами. Глеб оказался улыбчивым веснушчатым скуластым парнем с искрящимися голубыми глазами, светлыми волосами. Откровенно говоря, он мог бы найти себе невесту получше. Я попытался изобразить скорбь, склонил голову. В этот момент меня шатнуло, я чуть было не рухнул прямо на кучу земли. Астахов меня придержал.
- Слабые вы горожане. С четырех рюмок захмелел, - заметил он.
Я снова посмотрел на портрет Свиридова, на даты, значившиеся на кресте: 20. III 1975 - 3. VII 2000. И вправду грустно, сумасшедший погубил молодого парня, которому жить да жить. А что, если бы на его месте оказался я?
- Ладно, парень, пошли. Гляди, сколько червей повылезало, не иначе к грозе, - Астахов взял меня под руку, потащил к выходу с кладбища. Я шёл спиной вперед, смотрел на два креста, а глаза мои наполнились слезами.