Новый Вавилон

Мы поплыли вдоль фальшборта, пока не оказались в тени, отбрасываемой накренившейся боевой рубкой и командно-дальномерным постом. Теперь обе конструкции больше походили на рифы с океанского атолла, тем не менее, в их очертаниях еще угадывалось первоначальное предназначение. Кажется, я даже разглядела то, что некогда было оптическим дальномером или визиром, служившими артиллерийским офицерам, чтобы корректировать огонь из пушек.

Дядя Жерар легонько тронул меня за запястье, и я вздрогнула, вспомнив о гигантских ископаемых рыбах, о которых он мне рассказал. Решила сдуру, меня коснулась одна из них. Густо покраснела, уловив иронию в голубых глазах своего спутника.

Мы медленно обогнули затонувший корабль. Что это эсминец, теперь не вызывало никаких сомнений. Даже спустя столько лет после катастрофы в обводах судна улавливались и его былая прыть, и хищный норов. О да, это было не какое-нибудь гражданское корыто, как первоначально предположил отец.

Из клюза торчала ржавая якорная цепь, сам якорь покоился на дне, похороненный песком. Клепаная обшивка корпуса пестрела прорехами, многие броневые плиты отсутствовали. Подсвечивая себе фонариком, Жорик поманил меня рукой, ткнул указательным пальцем в борт. Время и коррозия почти целиком уничтожили заводскую краску. Тем не менее, присмотревшись, я разглядела фрагменты сделанной на кириллице надписи. Папин друг попытался что-то сказать, из-под его загубника вырвался каскад пузырьков.

…РЕЦ ЗА С… …ТЬЕ, — прочла я про себя, ведя рукой по верхней строке. — …ЯЩИХСЯ, — с трудом, но все же угадывалось ниже. — …ТОВ… ЯКОВ… …ВЕРЛО.

Мы обменялись многозначительными взглядами. Все было ясно без слов. Не требовалось никакого опыта в разгадывании ребусов, чтобы восстановить утраченные фрагменты текста. Погибший миноносец носил имя товарища Якова Сверло, объявленного после безвременной кончины от «испанки» в девятнадцатом году «Борцом за счастье трудящихся». Да уж, все они были — те еще борцы…

Энергично оттолкнувшись ластами, дядя Жерар взмыл над бортом. Я устремилась следом, не отрывая глаз от яркого светового пятна, отбрасываемого его фонарем. Оно легко бежало по накрененной палубе и надстройкам, выхватывая из полумрака то решетки поваленных раструбов системы вентиляции, то хитросплетения такелажных снастей, то какие-то люки, перила и ступени, орудийные и пулеметные стволы.

Вскоре мы оказались за носовой надстройкой. Мое внимание сразу приковала массивная дверь в боевую рубку, проделанная с тыльной ее стороны и отгороженная от палубы толстым листом брони, установленным на попа, наверное, чтобы защищать саму дверь от осколков. Лист отбрасывал густую тень, но я заметила — сама дверь приоткрыта и словно дразнит: давай, заходи. Я решила, что так и сделаю, хоть признаться, внутри явно было темно как в разрытой могиле. Но, так уж устроен человек. Страх провоцирует в нем любопытство, и чем больше мурашек ползет по спине при одной мысли об исследовании, тем сильнее тянет заглянуть в неизведанное. Дядя Жерар, разгадав мои намерения, сделал отрицательный жест, мол, ничего интересного, поплыли дальше. Но, если уж я на что-то решаюсь, то действую без оглядки, характер такой. Минута, и я, протиснувшись в узкую щель между стальными плитами, положила пальцы на кромку бронедвери. Потянула на себя. Куда там! Сдвинуть дверь с места хотя бы на градус оказалось так же непросто, как голыми руками приподнять «Меркаву». Сразу же отказавшись от этой затеи, я полезла в проем, извиваясь всем телом как мурена или даже угорь какой-нибудь. Если бы не баллоны за спиной, просочиться не составило бы ровно никакого труда, но вот незадача, homo sapiens начисто лишен жабр. А иногда они могли бы быть очень полезны.

Преодолев узкий прямой коридор, я очутилась внутри командного поста, он сообщался с артиллерийским несколькими вертикальными лестницами. Бронированные крышки на смотровых прорезях были задраны, но света все равно не хватало, и я двигалась буквально наощупь, пока не вспомнила, что у меня тоже есть фонарик, на поясе болтается, заботливый папочка перед погружением пристегнул. Чертыхнувшись, я потянулась за ним, но выронила, экая жалость. Присела, пытаясь нашарить в слое ила, устилавшего пол толстым ковром. Фонарик-то я нашла, в конце концов, но и воду взбаламутила, мама не горюй.

Мне оставалось запастись терпением и ждать, пока не осядет муть. Но, эта полезная человеческая черта — не моя сильная сторона. Поэтому, я осторожно двинулась вперед, выставив руки перед собой, трепанация собственного черепа не входила в мои ближайшие планы.