Гудин же остался прозябать на вторичных должностях в институте. Но увиденные в Иване Гавриловиче подходящие черты характера – чинопочитание, преданность и заискивание, нечистоплотность и лицемерие, и другие, наряду с постоянной моральной зависимостью от шефа – заставили академика держать несостоявшегося доцента на коротком поводке, иногда используя его как порученца по щепетильным вопросам, коих с каждым годом становилось всё больше и больше.
И так длилось почти двадцать лет.
Именно А.И.Апальков стал для Гудина после ухода на пенсию, гарантом его последнего рабочего места в ООО «Де-ка».
У Ивана Гавриловича Гудина была и психология «шестёрки», выработавшаяся за многие годы работы на академика.
Поэтому Платон как-то посоветовал коллеге:
На что Гудин возразил, доказывая свою ценность и нужность начальству, начав, было, хвалебную про себя поговорку:
Но, на этот раз, перебивший его Платон, расставил все точки над «и»:
То Гудин рассказывал всем, что запрещает своему единственному внуку Арсению, от старшего сына Олега, называть его дедушкой, а только Ваней, из-за чего коллеги по работе прозвали его ещё и «Наш старый, или пожилой, мальчик».
А их начальница, Надежда, как-то за глаза сказала про Гудина, что он ещё просто не знает, что он уже старый.
То он имитировал кипучую трудовую деятельность, пытаясь доказать свою полезность коллективу.
То пытался всегда угодить своему непосредственному начальству, но, совершенно игнорируя тех, кто, по его мнению, стоит ниже на иерархической и социальной лестнице.
При этом совершено забывая, или не зная, что ещё существуют морально-этические, культурные, в том числе в смысле общения, эмоциональные, интеллектуальные, и какие угодно лестницы, на которых люди могут располагаться в совершенно другой последовательности и очерёдности, из-за чего их ценность для страны, общества, коллектива, семьи может быть совершенно иной, нежели сначала кажется, от чего и самым авторитетным человеком в коллективе не всегда бывает начальник.
Не тупой, а даже весьма живой ум Гудина всегда работал только на него самого, а не на окружающих его людей, в том числе и самых близких.
Но в нём, всё-таки, было весьма развито чувство собственного достоинства, и он, в зависимости от обстановки, от общественного положения в его сознании оппонента, в той, или иной мере, не давал тому спуску. Но особенно это касалось часто ему перечившего Платона.
Ивану Гавриловичу Гудину нельзя было отказать и в проницательности:
На что жалостливый Платон тут же возразил:
Иван Гаврилович очень часто вёл себя, как ребёнок.
Ведь недаром говорят, что старый, что малый.
И это относилось не только к ковырянию в носу, но и к частой забывчивости, свойственной, как правило, молодым людям, разбрасывающимся своим многочисленными делами и мыслями.
Во время приёма пищи на работе, правда только иногда, и особенно во время праздничного застолья, когда чаще и глупее развязываются языки, он, оговаривал своих коллег, что те, мол, много едят и пьют, а я вот, такой супермен, ем мало и почти не пью, забывая при том, что этим он демонстрирует всем свою естественно пришедшую старость.
По этому поводу въедливая и всё видящая Инна Иосифовна в узком кругу заметила:
А дотошный Платон, привыкший всегда приводить свои психологические исследования к логическому концу, добавил:
В этих своих проявлениях Гудин был иногда не столь гнусен, говнист и противен, сколь жалок.
Из-за этого Платон за глаза наградил Гудина яркими и обидными эпитетами: