Новый век начался с понедельника

Но с детства непоседу Глашу тянуло и к другим словам, громким и сильным, и на другие подвиги. Она больше общалась с мальчишками и была сорвиголовой, многому у них научившись, в том числе матерщине.

Этим она пополнила свой словарный запас необходимый в нашей непростой и весёлой жизни. Причём сделала это она ещё с детства, что значительно расширило её кругозор, как потомственной славянофилки, славистки и литератора, и позже пригодилось в жизни для воспитания своих сыновей Олега и Алексея.

По характеру Алексей был очень похож на деда, естественно, по материнской линии, Д.Ф. Ёлкина.

Дед был крупным мужчиной, седым блондином с большой окладистой седой бородой, густыми, седыми бровями и серо-голубыми глазами.

Дормидонт Ферапонтович Ёлкин был поэт-почвенник, литератор от сохи, чуть ли не деревенский юродивый. А в религии он был бородатым старообрядцем и ярым русским националистом.

Его дочь Глаша, белокурая бестия, многое унаследовала от отца, в том числе сызмальства любовь к лыжам и характер. Когда она рано осталась без матери, её воспитывал отец Дормидонт Ферапонтович, а также дед Ферапонт, бывший кулак, и его вторая жена бабка Агафья.

Если бы она была мальчишкой в наше время, то наверняка могла бы стать скинхедом. Но с годами Глафира Дормидонтовна стала спокойной, уверенной в себе женщиной, и тихой по натуре.

У Глаши, не потерявшей генетическую тягу к земле, не было родных братьев и сестёр. Те просто не успели родиться от рано умершей матери. Зато было множество двоюродных, у многих из которых не сложилась семейная жизнь, в частности у двоюродных тёток Алексея.

Они или до сих пор находились в девичестве, или давно вдовствовали. Одиночество естественно толкало тётушек на общение. Поэтому нередко своими частыми, зачастую непрошенными, визитами они крепко досаждали и Алексею и его матери.

Особенно гостеприимством Грендалей-Ёлкиных злоупотребляла некая баба Маня, вдова фронтовика Ивана. Она, как бывшая деревенская жительница, не только сама иногда приезжала домой к Алексею и его матери, но и частенько заезжала к ним на дачу в Загорново, привозя туда с собой и свою родню, дабы пожить немного на природе в привычном любимом окружении.

Алексей часто и довольно подробно рассказывал о тяжёлой жизни этой рано состарившейся женщины, в результате чего жалостливый Платон даже сочинил ей посвящённое стихотворение:

«Забытая…»

Второй сезон подряд до марта

Гуляет русская зима.
Весне бы не мешало… фарта.
Но не торопиться она.

И ватный снег ещё на елях.

Под одеялом все поля.
Февраль и март всё не в метелях.
Когда же кончится зима?

Вот на опушке – деревушка.

Совсем заброшена она.
В деревне той живёт старушка.
Живёт давно, и всё одна.

И та старушка, баба Маня,

Глядит задумчиво в окно:
«А жил бы, был бы, муж мой, Ваня…».
Но нет. Погиб солдат давно.

Под окна намело сугробы.

Дороги снегом занесло.
И, если б не было хворобы,
Почистила бы двор давно.

Не едет сын, не едет дочка.

Не едет вся её родня.
Как хочется обнять сыночка!
И дочку тоже. Где она?

Тропинки редкая цепочка

Связала с миром отчий дом.
И почему ж не едет дочка? –
Всё думает вдова о том.

Вы матерей не забывайте!

Почаще навещайте их.
И в отчем доме Вы бывайте.
Всегда в нём ждут Вас, дорогих!

Позже, вдохновлённый Платон, вспомнив свою бабушку, деревню, где родилась его мать Алевтина Сергеевна, где он был трижды в далёком детстве, сочинил новое стихотворение по той же тематике: