И Платон убедился, что у Гудина не только хилый габитус, но и по большому счёту, полностью отсутствует харизма. Лишь в первые минуты знакомств с ним, можно было подумать, что перед Вами интеллигентный человек. Но по мере общения с ним, с каждой минутой это впечатление довольно быстро и неотвратимо улетучивалось, как дым, освобождая место неприязни, презрению, а то и омерзению.
Аналогичные чувства возникали и у других сотрудников, работавших с Гудиным, и они вовсе не скрывали этого, часто тоже грубо отбиваясь от хама, да и просто подлеца.
Уборщица Нина Михайловна вошла в кабинет и весело поздоровалась с Платоном и Гудиным:
А вот Иван Гаврилович промолчал.
В другой раз Гудина отшила уже она сама.
Гудин как-то придрался к обедавшей Нине Михайловне:
А въедливой Нине Михайловне палец в рот лучше было бы и не класть. Это была уже не тихая и щепетильная Марфа Ивановна Мышкина. Здесь можно было и получить буквально, нарваться на достойный ответ.
Но из-за своей излишней шустрости она часто влезала не в свои дела, и получала за это, в том числе и от Алексея, и совсем редко от Платона.
Вскоре Алексей даже стал тыкать Нине Михайловне.
С Платом же у них произошло другое.
Уборщица была ровесницей Гудина, хотя он её и называл бабкой, априорно, даже классово ненавидя.
Несмотря на свои годы, Нина Михайловна была очень работоспособной, но своенравной. Это проявлялось в постоянном изменении дислокации многих вещей и предметов, коих при уборке в офисе касалась её ловкая и дотошная тряпка, что раздражало в первую очередь капризного Алексея.
Приехавшая из Ташкента со всей своей семьёй, землячка Гудина тоже быстро разобралась в нём и ответила взаимной неприязнью.
Однако общая земля и общая тема иногда сводили земляков за совместными воспоминаниями, делая их на время друзьями.
Недопонимание и недоверие, и даже неприязнь между людьми, часто возникает из-за того, что они друг друга бессловесно не поняли.
И стоит им пообщаться, как всё становится ясным и понятным, а эти люди – даже приятелями, или, хотя бы, единомышленниками пусть только по одному обсуждаемому вопросу.
Увлекшись с очередной беседой с уборщицей, Гудин задержался у Платона, который, дабы не мешать увлекшимся, вышел в офис к Надежде.
Надежда тут же заголосила:
Тут же Гудина словно сдуло с чужого места, и он, гневный, красный, как рак, зыкнул на Надежду с дверного проёма:
В последнее время Иван Гаврилович стал как-то лучше работать, и сам почувствовал это.
Поэтому его ещё больше возросшая самооценка и гордость не позволяли ему больше молчать по-поводу, хоть и не злобных, но всё же оскорблений. Посему и он тоже не оставался в долгу.
Такое изменение отношения к работе, конечно, очень радовало коллег Гудина.
Платон с Надеждой наконец-то добились своего – и козёл дал молока!
Это новое положение и прежнее отношение Гудина к работе Платон объяснил Надежде просто и доходчиво, по-философски:
Но иногда Надежда Сергеевна, всё-таки не желая связываться со скандальным Гудиным, поручала его курьерскую работу временно свободному Платону.