Новый век начался с понедельника

А при третьей встрече нашей,
Проходившей при жене,
Ты мне показалась краше.
Я заметил вдруг себе.

Золотистый, как берилла,

Цвет твоих льняных волос.
Ты меня тем поразила,
Как букетом спелых роз.

А глаза, что с поволокой,

Чистый, ясный, нежный взор,
Будто из мечты далёкой
Сердцу моему укор.

Хоть и сердцу не прикажешь,

Прикажу я всё ж ему.
Вдруг ты «Да!» когда-то скажешь.
Ведь от счастья я умру.

Не умру, конечно, к слову.

Я от счастья расцвету,
Подчиняясь души зову.
Я поэму напишу.

Напишу про вольный ветер.

У меня он в голове.
Как тебя тогда приветил.
Как я всю прижал к себе.

Это действо роковое,

Шутку добрую сыграв,
Чувство вызвало такое…
И меня тем обыграв.

Я растаял, словно льдина,

Даже северный торос.
Засосало, как трясина.
До любви я всё ж дорос.
И сидит она во мне всём,
А не только в голове.
Проявляется всегда днём,
И несёт заботы мне.

Как теперь с женой общаться?

О чём мне с нею говорить?
Давно пытался докричаться…
Не суждено такому быть.

Даже «Белою берёзой»

Я жену не удивил.
Меньше, чем простой мимозой,
Что когда-то ей дарил.

Ну, да ладно, бог ведь с нею!

И она мной не судима.
От тебя теперь я млею.
Но та страсть преодолима.

Мне пора себя брать в руки.

В руки взять своё перо.
Заглушить им сердца звуки,
Пока работает оно.

А тебе, Танюшка, в жизни

Пожелать любви, добра!
Пользу принести Отчизне!
Счастья, и семьи тепла!

Чтоб желанья исполнялись,

Делать добрые дела.
Планы чтобы все свершались,
И… проститься нам пора!

Начался ноябрь.

В один из вечеров после работы Платон отправился за редким лекарством на «Первомайскую». Получив относительный дефицит, он в прекрасном расположении духа ожидал свой автобус.

Но его внимание привлёк молодой кавказец, вальяжно разговаривавший по мобильнику, очевидно с соблазняемой им девушкой.

– «Тебе мама это велела, или как?!» – невольно услышал Платон обрывок разговора.

И пока тот слушал ответ, Платон не выдержал и вслух для окружающих пояснил:

– «И как, тоже!».

Кто слышал – рассмеялись. Тогда насмешник вспомнил почти только что состоявшийся его разговор в аптеке с таким же пожилым представителем технической интеллигенции. Тогда его реплика по поводу Зурабова – умелого потоководца, вызвала просто неописуемый восторг у собеседника.

Но прошло около месяца, и даже такой опытный и умелый потоководец, как Зурабов, долгое время находившийся на плаву, несмотря на постоянное получение пробоин в его корабле, в конце концов, всё-таки был потоплен.

Невольно анализируя внутриполитическую обстановку в стране, Платон всё больше удивлялся происшедшему и не сразу им замеченному.

Опять начали разбиваться банки.

Из-за рабского отношения многих людей к деньгам, из-за своего негативного воздействия на людей, они вызвали к себе отвращение, вылившееся в презрительное их прозвище: «бабло».

В России вновь, но на этот раз не вводилась, а на более высоком уровне развивалась сама, «карточная система». Различными карточками поголовно пользовались в метро и другом городском транспорте, для получения денег и для безналичной оплаты товара, для пенсионного и медицинского обслуживания, и многого другого.

Деньги теперь превратились из «нальных» в «безнальные», часть которых наверняка ещё была и «анальная».

Почти каждый прыщ на ровном месте, не говоря уже о буграх, норовил обзавестись визитками, чтобы потом с понтом их всучать кому ни попадя при первом, и даже втором удобном случае.

Страна семенящими шажками подходила к думским выборам.

И за месяц до голосования началось!

По телевидению партии пытались перещеголять друг друга, ничего не говоря по существу, пытаясь заработать дешёвый авторитет у избирателей. У телезрителей могло создаться впечатление, что их держат за идиотов.