Новый выбор оружия

С аборигенами говорить – то еще испытание. Отправив Энджи отдыхать, мы с Пригоршней и Шнобелем уселись на крыльце нашего сарайчика и, окруженные толпой зевак, принялись байки баять. Народ не понимал русский язык и постоянно переспрашивал, пришлось подключить жесты. Пригоршня радовался от души, впрочем, как и местные.

Рассказывал в основном я, поскольку мог при необходимости заменить русское слово английским. Шнобель, как оказалось, был не силен в иностранных языках и по большей части отмалчивался. Болтая, я останавливал взгляд то на одном лице, то на другом, пытался сообразить, что не так с этими людьми. Дурачки – да, но что их такими сделало? Тим, вон, тоже на дебила похож. Как они не вымерли? У них даже инстинкт самосохранения отсутствует!

Где они берут патроны и оружие? С этим, как понял, у них проблем нет. Что за таинственные посланники богов?

Рассказав о мире вовне, я перешел в наступление и начал выяснять, что мне интересно. В итоге оказалось, что посланники похожи на нас, добрые, честные – так Тим говорит. Приходят и помогают, иногда приводят отбившихся, и они становятся желдаками. Местные изучили каждый метр Зоны до самого Ядра, куда нельзя ходить, потому что это святая святых. Ядро, как я понял, именно то место, куда мы собираемся. Тим пообещал выделить нам проводника, в обмен он хотел налобные фонари и патроны. Мы сочли это справедливым.

Из длинной беседы я понял немногое: желдаки вступили в контакт с какой-то группировкой, и сталкеры навешали им лапши на уши, что-де они посланники, служите нам верой и правдой – деревенские и рады стараться. Осталось непонятно, кто такие «отбившиеся». Такие же дурики с искаженным сознанием? Откуда сталкеры их берут? Находят ближе к центру Зоны? Но почему они выживают? Что-то тут нечисто. А еще меня беспокоило то, что желдаки либо не помнили своего прошлого, либо игнорировали мои вопросы о своей жизни до Зоны.

После того, как решим свои проблемы, следует обязательно сюда наведаться и разобраться, что к чему.

Попарившись в баньке, мы, расслабленные и довольные, уже поздним вечером под присмотром двух желдаков направились в свой сарай. Одним из соглядатаев оказался встретивший нас лысый мужик со шрамом над ухом.

Образец тактичности Пригоршня не удержался и провел пальцем от виска до затылка:

– Мужик, а что это с тобой было? Шрам откуда?

Желдак даже головы не повернул, топал себе дальше, я пихнул напарника локтем в бок, он отпрыгнул и возмутился:

– Ну чего еще?!

– Помолчи, а?

Наш жилой сарай внутри напоминал тюремную камеру: на скорую руку сколоченные нары, пахнущие сыростью одеяла и полосатые матрасы, явно украденные на казенном складе. Энджи уже спала, и мы выключили фонарики. Пригоршня плюхнулся на кровать, зашуршал, ища удобную позу. Шнобель лег бесшумно, вытянулся и проговорил:

– Мне они очень не нравятся. Предлагаю оставить дежурного на ночь.

– Само собой, – согласился я. – Я дежурю первым, ты – вторым, затем Пригоршня, Шнобель последний. Так устраивает?

Никто не стал возражать. Проснулся я ближе к утру – за маленьким окошком серело небо – от странных звуков, будто щенок скулит. Вскоре до меня дошло, что это плачет Энджи – безнадежно и отчаянно. Расстеленный на полу спальник Вика пустовал, видимо, дядюшка вышел покурить на порог.

Перевернувшись на другой бок, я попытался уснуть, но не смог. Не люблю сентиментальных людей, но сейчас я готов был обнять Энджи, гладить ее по волосам, говорить, что все будет хорошо, мы найдем нужный артефакт, и она выздоровеет. Здравый смысл напоминал: не просят – не делай. Скорее всего, девушка стесняется своей слабости.

Заскрипела ее кровать, донеслись легкие шаги, и я понял, что она стоит надо мной, тихонько всхлипывая. Стоит и смотрит, и кусает губу. Или кажется? Или она пришла перерезать мне глотку?

Чуть приоткрыв глаза, я опять перевернулся – девушка метнулась к двери, убедилась, что я сплю, и вернулась в кровать, но не легла, сидела, ссутулившись, обхватив себя руками, и продолжала смотреть. Наверное, такие взгляды у женщин, провожающих любимых на войну. Н-да, только этого мне не хватало. Что там Патриот говорил? Рассорит нас девка.

Скрипнула дверь, в затхлый воздух ворвалась утренняя свежесть, и я сомкнул веки – Вик вполне мог догадаться, что я симулирую.

– Чего ты раскисла? – прогудел он. – Поспи лучше, силы нам понадобятся.

Энджи легла и затихла, Вик зашуршал, донесся недовольный вздох разбуженного Шнобеля. Наступил его черед дежурить. Незаметно для себя самого я провалился в сон.

Второй раз проснулся от того, что кто-то словно шептал мне в ухо: «Просыпайся, несчастье. Вставай». Открыл глаза. В комнате было серо. Храпел Пригоршня. Посапывал Вик. Энджи скрутилась клубком и обхватила колени.

Глянул на ПДА: двадцать минут шестого. Подъем планировался на шесть. Где Шнобель? Смолит на улице? Я глянул на его кровать и обалдел: не было его вещей. Сбежал? Что-то не верилось, шестое чувство подсказывало: Шнобель в опасности.