Новый Завет без изъяна евангелиста Демьяна

Иисус и раньше держал ушки
На макушке,
Чтоб не очутиться в саддукейской ловушке,
И ночевал на Масличной горе

В какой-то каменной дыре,

Куда нелегко было доискаться входа,
Возле старого масличного завода
(Таков и смысл названия

«Гефсимания»,

Что значит «тяжесть для выжимания»).
Сюда, на другую сторону долины Кедрона
Уходил Иисус от ищеек синедриона;

Но в четверг, поняв, что проиграл игру,

Иисус не пошёл на ночь в эту дыру,
А решил устроить трапезу пасхальную,
Точнее — пирушку отвальную.

Да где устроить — в Иерусалиме самом!

Вот и говорите: человек с умом!
Правда, в горницу условленную,
Для пирушки для той приготовленную,

Ученики вечерком

Пробирались тайком:
Служил им путеводною звездою,
Человек, «несущий кувшин с водою»

(Евангельская иллюстрация,

Как слаба была тогда конспирация!)…
Но, потому ль, что слежка оказалась худой,
Проглядевши идущих за кувшином с водой,

Или счесть это надо удачей чрезвычайною,

Вечеря оказалась действительно тайною. —
Вода, как всегда, натурально
Превратилась в вино моментально;

Пять человек, Иисус сам шестой,

Компанией холостой
Пили и ели.
Напившись, запели;

Иисус, однако, поглядывал кисло,

Он знал, что над ним нависло.
Тоска прорвалась после десятой чаши:
«Ох, несладки, ребятки, обстоятельства наши;

Быть худу, быть худу!» —

И косился сам на Иуду:
Решил он один задать стрекача,
Но любовь Иуды к нему горяча, —

Иуда от Христа не отвяжется,

Непременно за ним он увяжется.
Чистая с Иудой беда!
Услать бы его куда?

И сказал Иисус Иуде умильно:

«Любишь ты меня, Иуда, сильно!
Не в службу, а в дружбу:
Слетай-ка со скоростью орлиной

За Мариею Магдалиной.

Привыкли мы с ней быть неразлучно:
Без неё на пирушке скучно!
Она, как говорится,
Попеть, поплясать мастерица…

Пойдёшь за нею прямо,

Мимо Храма,
До Мусорных ворот,
Там направо поворот;

Потом налево вдоль балки

До мусорной свалки;
Потом ещё наискосок —
Стоит там дом ни низок, ни высок;

У крыльца новые кирпичные плитки,

Да три пальмы у калитки». —
Словом, дал Иисус адресок,
Соврать некуда боле:
Послал Иуду искать ветра в поле! —

«Ну а теперь, —

Закрыв за Иудой дверь,
Ошарашил Иисус остальную компанию.-
Айда со мной в Гефсиманию!

Нечего нам играть в прятки:

Там я с вами расстанусь, ребятки!
И чай, вам понятно самим,
Что мне сулит Иерусалим!? —

Для всех я умер отныне;

Буду скрываться в пустыне,
Где не разыщут меня саддукейские псы…
Да вы чего повесили носы?

Дождёмся ещё лучшей доли!

Ну, наливайте, что ли…» —
Так рече господь ученикам.
Пошла круговая чаша по рукам:

«Эх-ма! В последний раз отгуляюсь!

Я в пустыы-ню уд-да-ляюсь
Ат пре-краа-сных здеш-них мест…
Кому охота попасть на крест!?» —

После песен и прощального разговору,

Проклиная саддукейских вельмож,
Пошли они на Масличную гору,
Елионскую то ж.

Иисус, подвыпив, бахвалился:

«Ты что, дядя Семён, опечалился!?
Мы ещё, брат, воскреснем
Да саддукеев как по башке треснем!

У нас пойдёт ещё жизнь повеселее…

Я предваряю вас в Галилее:
Как только саддукейские собаки
Перестанут за мной гоняться по пятам,

Я с вами, паки и паки

Впредь буду видеться там!» —
Апостолы шли и шаталися:
Крепко вина нахваталися! —

В ров свалившись, Андрей Первозванный

Лежал там, как труп бездыханный;
Яков, Иван да дядя Семён
Еле вскарабкались на Елеон.

Но, карабкаясь, до того устали,

Что сами себя понимать перестали:
Утомлённые подвигом трудным,
Заснули они сном непробудным. —

Иисус до тех пор их будил,

Пока сам в беду не угодил…
Ну а как же «Моленье о чаше»? —
Это дело, православные, ваше:

Вы вольны верить в любые измышления,

Но знаменитого гефсиманского моления,
Когда, вручив себя «отчим заботам»,
Иисус обливался кровавым потом
И в отчаянном страхе страдал и рыдал, —
Этого никто не видал!