«Вы – мой шамбайян, мастер Гилл», – твердо ответил Перрин. – «Ваша обязанность командовать возницами, конюхами и слугами и следить за их безопасностью. Ваша с Ламгвином. Стало быть приступайте и начинайте за ними присматривать». – Здоровяк Ламгвин неохотно кивнул и приложил кулак ко лбу, а Бриане тихо облегченно вздохнула. Перрин сомневался, что парень слышал этот вздох, хотя Ламгвин обнял ее и зашептал на ухо утешительные слова.
Лини не была столь же послушна. Выпрямив спину, словно проглотила палку, она снова обратилась к туману: «Я никуда не уйду, пока не удостоверюсь…»
Перрин громко хлопнул, заставив ее удивленно обернуться. – «Все, что вы можете тут сделать – это подхватить лихорадку из-за сырости. И еще умереть, если сюда сумеют прорваться Шайдо. Я вытащу оттуда Фэйли. Я приведу с ней Майгдин и остальных». – Или так, или он умрет, пытаясь это сделать. Но об этом говорить не было смысла, хотя и не говорить тоже. Они до мозга костей должны поверить, что он отправится спасать Фэйли и других. – «Вы отправляетесь на север, Лини. Фэйли разозлится, если из-за меня с вами что-то случиться. Мастер Гилл, убедитесь, что она уедет с вами, даже если вам придется ее связать и связанной погрузить в телегу».
Мастер Гилл вздрогнул, смяв в руках шляпу. От него внезапно запахло тревогой, а от Лини чистым негодованием. В запахе Ламгвина появился оттенок развлечения, и он потер нос, словно пытался скрыть улыбку, но, что странно, от Бриане так же пахло негодованием. Ладно, он и не утверждал, что когда-нибудь понимал женщин. Если он не смог понять и половины поступков даже той, на которой женился, то маловероятно, что он поймет остальных.
Наконец, Лини решительно и без посторонней помощи взобралась на козлы рядом с возницей, шлепнув Ламгвина по руке, когда он пытался ее поддержать, и вереница телег тронулась через туман на север. За последней телегой, на которой были сложены палатки Хранительниц Мудрости и их вещи, шла вереница одетых в белое гайшан – мужчин и женщин, сохранявших кротость даже сейчас, опустив глаза вниз. Это были Шайдо, плененные в Кайриэне и через несколько месяцев они снимут белое и вернутся в свой клан. Перрин приказал чтобы за ними внимательно присматривали, несмотря на гарантии Хранительниц Мудрости, о том, что они будут придерживаться джи’и’тох, даже если прочие его отринули, и пока что Хранительницы были правы. Их по-прежнему было семнадцать. Никто не убежал за гору, чтобы предупредить Шайдо. Оси телег были густо смазаны жиром, но для его слуха они все равно дико скрипели и грохотали. Если повезет, то он вместе с освобожденной Фэйли перехватит их в предгорьях.
Когда мимо конюхи стали проводить запасных лошадей на длинных поводах, из тумана появились Девы, спустившиеся к телегам. Медленно одна из них преобразилась в Сулин с обернутой вокруг шеи шуфа, обнажавшей ее короткие седые волосы и черную вуаль, свисавшую на грудь. Свежий порез на щеке добавит ей новый шрам, если она откажет Сестре ее Исцелить. А может, и нет. У Дев было странное отношение к ученицам Хранительниц Мудрости, или это просто было оттого, что этими ученицами были Айз Седай. Они даже Анноуру воспринимали как одну из учениц, хотя она ею не являлась.
«Часовые Шайдо на севере мертвы, Перрин Айбара», – доложила она. – «И мужчины, которые пришли их сменить тоже. Они хорошо танцевали, для Шайдо».
«Есть потери?» – спокойно спросил он.
«Элиенда и Бриайн проснулись от сна», – можно подумать, она рассуждает о погоде, а не гибели двух женщин, которых знала. – «Мы все в конечном счете однажды проснемся. Последние две мили нам пришлось нести Авиеллин. Ей нужно Исцеление». Ага. Значит, она тоже не отказалась бы.
«Я отправлю к вам одну из Айз Седай », – сказал он, оглядываясь. Кроме табуна лошадей, он ничего не видел. – «Как только их разыщу».
Они сами его нашли, почти сразу после его слов – из тумана вместе со своими лошадьми вышли Анноура и Масури, вместе с ними были Берелейн и Масима. Его наголо обритая голова влажно блестела. Даже в тумане невозможно было перепутать этот поношенный коричневый кафтан и грубо заштопанный на плече рукав. Ни один золотой, награбленный его прихвостнями, не задержался в его руках. Все было роздано бедным. Это была единственная польза, про которую можно было сказать в отношении Масимы. Но, справедливости ради, надо отметить, что золото пошло на хлеб и на большое число тех бедняков, лавки и фермы которых ограбили, и сожгли головорезы Масимы.