– Будьте готовы. – Заскрипела кожа седел – всадники подбирали поводья. Потом он коротко еще помолился за мертвых и прошептал: – Сейчас.
Как один человек, триста тарабонцев в длинной шеренге –
Застигнутые врасплох, Шончан и верные им тарабонцы тем не менее решили сразиться с врагом. Некоторые из тех, кто еще оставался в седлах, развернули коней и, опустив пики, устремились в атаку. Другие, по-видимому охваченные безрассудным порывом, что случается в сражении с людьми, отбросили пики и попытались достать свои кавалерийские луки. Но по ним хлестнул третий залп – на такой дистанции клиновидные наконечники стрел пробивали кирасы и нагрудники, и вдруг оставшиеся в живых как будто сообразили, что в живых остались лишь они. Их товарищи лежали неподвижно на земле или же пытались подняться, несмотря на вонзившиеся в тело две-три стрелы.
Уцелевших конников противник теперь превосходил числом. Несколько человек развернули лошадей, и спустя считаные мгновения большинство из уцелевших бежали на юг, а вслед им ударил последний ливень стрел, еще больше проредивший ряды.
– Хватит, – пробормотал Итуралде. – Стоять и ни с места.
Кое-кто из конных лучников все же выпустил еще по одной стреле, но остальные благоразумно сдержали свой порыв. Пока вражеские солдаты в пределах досягаемости, можно убить еще нескольких, но этот отряд разгромлен, а стрелы вскоре у самих наверняка пойдут наперечет. Но что лучше всего – никому не взбрело в голову броситься в погоню.
Чего нельзя сказать о Ланасьете. Он со своими двумя сотнями погнался за убегавшими – только плащи развевались на ветру. Итуралде почудилось, будто он слышит, как они улюлюкают и вопят, точь-в-точь охотники, преследующие загнанного зверя.
– Думаю, мы в последний раз видели Ланасьета, милорд, – промолвил Джалаам, осаживая своего серого подле Итуралде.
Тот едва пожал плечами:
– Пожалуй, мой юный друг. Может, он еще придет в себя. В любом случае у меня и в мыслях никогда не было, что тарабонцы намерены вернуться с нами в Арад Доман. А у тебя?
– Нет, милорд, – отозвался тот, – но я думал, что его честь выдержит испытание в первом бою.
Итуралде поднял зрительную трубу, высматривая Ланасьета, по-прежнему несущегося галопом. Что ж, он ускакал в неизвестность, и в высшей степени маловероятно, что к этому сумасшедшему вернется разум. Итуралде лишился трети отряда – с тем же успехом их могла убить
Выбросив мысли о Ланасьете из головы, Итуралде направил зрительную трубу туда, где лошади затоптали людей, и удивленно крякнул. Он не увидел там избитых копытами тел. Должно быть, выбежавшие друзья и соседи унесли их прочь, хотя в преддверии неминуемого сражения на околице деревни это казалось не менее вероятным, чем если бы пострадавшие сами встали и ушли восвояси после того, как по ним проскакали лошади.
– Пора сжечь все эти чудненькие шончанские склады, – сказал Итуралде. Засунув подзорную трубу в пристегнутый к седлу кожаный футляр, он надел шлем и послал Верного вниз по склону холма. Следом за ним, колонной по два, ехали Джалаам и остальные. Колеи от фургонных колес и разбитые берега указывали на брод через восточный ручей. – И, Джалаам, скажи нескольким людям, чтобы предупредили селян – пусть забирают, что им дорого, и уходят. Начиная с тех домов, что ближе всего к лагерю.
Там, где огонь идет в одну сторону, он может пойти и в другую, а скорей всего, так и будет.