Нож великого летчика (Седой и 'Три ботфорта' - 1)

- Ну... - отец усмехнулся. - Дальше много чего было. Начать с того, что через несколько дней Седой, ухмыляясь, показал нам заметку, обошедшую все центральные газеты. В ней сообщалось, что некий французский журналист... как же его звали? По-моему, Жан-Пьер Мюрже, если не ошибаюсь, но могу и что-то путать... выслан из СССР за действия, несовместимые со статусом журналиста, и объявлен "фигурой нон грато", то есть, ему навеки запрещается въезд в Советский Союз. В статье писали, что этот Мюрже давно поставлял клеветнические материалы в западные издания, в частности, готовил цикл статей о советских "черных рынках", представляя в этом цикле последние уродливые отголоски капитализма как типичное явление для советской действительности. Но терпение Советской власти лопнуло только тогда, когда этот так называемый журналист засыпался на незаконных валютных операциях... В общем, мы более-менее поняли, что произошло. Нашу власть интересовало, конечно, какую "клевету" о "черных рынках" собирается "состряпать" этот "французишка", и КГБ подсунуло ему своего осведомителя, Пучеглазого, который взялся быть основным проводником журналиста по царству "толкучек", как один из главных спекулянтов, знающий все ходы и выходы. Потом он, по случаю, поинтересовался у француза, сколько может стоить нож летчика, принадлежавший такому Сент-Экзюпери. Журналист, человек образованный и, надо полагать, высоко ценящий своего знаменитого соотечественника, прикинул и ответил что-то вроде того, что, если есть твердые доказательства и этот нож действительно был личным ножом Сент-Экзюпери, то... и назвал такую сумму, в твердых франках, что у Пучеглазого крыша поехала. Он ударил с журналистом по рукам... остальное вы знаете. В заметке упоминалось и о советском сообщнике французского журналиста, которого "ждет самый суровый приговор". Так что Пучеглазому не удалось пустить пыль в глаза своим начальникам, хотя, наверняка, он и юлил, и охотно давал любые показания против француза, чтобы его выслали из страны и избавились от него навсегда. Да, думаю, он получил свое, потому что с тех пор ни на одной московской "толкучке" он ни разу не возникал - а ведь толкучки были его "специализацией".

- А что Мадлена Людвиговна? И нож? - спросил я после паузы.

- Мадлена Людвиговна умерла через несколько лет. Мы поддерживали с ней очень хорошие отношения, часто ходили гулять с Гизом вместо нее, часто у неё чаевничали. Она ещё немало интересного рассказывала нам о своей жизни, да и Шарлоту Евгеньевну удалось разговорить. Глядя на Мадлену Людвиговну, я часто думал - может, верил в это, потому что маленьким был - что она самая настоящая Роза Маленького Принца, и в старости не утратившая своей красоты. Потом, повзрослев, я стал думать и о другом. Я перечитывал "Маленького принца", и... - отец встал, подошел к книжной полке, достал томик Сент-Экзюпери, открыл нужное место и прочел. - "Но вот что поразительно. Когда я рисовал намордник для барашка, я забыл про ремешок! Маленький принц не сможет надеть его на барашка. И я спрашиваю себя: что-то делается там, на его планете? Вдруг барашек съел розу?" Да, Сент-Экзюпери очень хорошо понимал, как могут съесть людей. Это видно и из тех его очерков про Советский Союз, которые мне удалось прочесть, спустя очень много лет. Потому что он видел не глазами, а сердцем. Это ж подумать: в те годы, когда арестовывали просто за знание французского языка, объявляя французским шпионом и приговаривая к расстрелу или к колоссальным срокам лагерей, гувернантка-француженка уцелела! Словно это Сент-Экзюпери провел вокруг неё магический круг, написал "Маленького принца" - и ни один барашек уже не мог войти в пределы этого магического круга, чтобы сжевать розу! - отец положил книгу и задумался на некоторое время. - А нож... надо сказать, милиция сделала подарок Мадлене Людвиговне. Майор несколько раз навещал её, с удовольствием с ней беседовал, а где-то через год привез ей её заявление. Мол, исчезло из дела, и все, и концов не видать, буркнул он. А чего в музей передавать, все равно, мол сопрут, и ещё неизвестно, в какие руки попадет, так вы уж сами распорядитесь. И она распорядилась - завещала ножик самому майору.

- А потом? - спросил Ванька.

- А потом майор отдал ножик Седому. Он как-то старался тянуть парня, интересовался им после произошедшей истории - понравился ему Седой. Кажется, и в офицерское училище Седой не без помощи майора поступил водились там у майора друзья, которые могли похлопотать... В общем-то, сколько-то стал седому заместо погибшего отца. И когда Седому дали короткий отпуск после первых месяцев боев в Афганистане, майор вручил ему этот нож. "Там смерть по пятам ходит, - сказал он. - Так лучше этого ножа тебя ничто не сбережет. Талисман, который любую пулю отведет. А мне, в мирной жизни, он, вроде, и ни к чему." Но майор ошибся.

- То есть, когда Седой погиб, ножик пропал? - спросил я.

- Да, - коротко ответил отец.

- И песок из Сахары, и золотой локон? - Ванька чуть не плакал.