Ну, застеснялся-то я, после того, как с наскоку заговорил о его смерти — и понял, что коснулся не совсем приятной для хозяек темы. Вот уж воистину — трижды подумай, прежде чем что-нибудь ляпнуть! Возвращаясь домой, я продолжал чувствовать себя неловко, где-то в глубине души.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
МАРКА СО СПЕЦГАШЕНИЕМ
Было часов семь вечера, и мы сидели у меня в комнате. «Мы» — это я, Юрка Богатиков, и Димка Батюшков. Я уже объяснился с родителями, которые отругали меня за дурость, и уже вернулся из парикмахерской, куда родители меня немедля отправили, вручив пятнадцать копеек — стоимость «модельной» стрижки для детей и подростков. Теперь я ощущал легкий холодок на висках и в затылке — и этот холодок был мне не слишком приятен.
Поскольку мы тесно дружили, и поскольку наши фамилии начинались с одной буквы, мы давно уже начали называть себя «Союз Трех Б». Но нам это не очень нравилось, нам хотелось обыграть это название как-то красиво.
— Эх! — вздыхал Димка. — Если бы у нас фамилии начинались на «М», то мы могли бы называть себя «Три Мушкетера».
— А есть что-нибудь похожее на мушкетеров, но на букву «Б»? задумался Юрка.
— Берсальеры… — неуверенно проговорил я. — Это, вроде, такая итальянская гвардия, как мушкетеры во Франции. Еще есть буканьеры — это такие пираты, вроде флибустьеров или корсаров.
— «Буканьеры» мне больше всего нравятся, — заметил Димка.
— Только на «букашки» немного похоже! — фыркнул Юрка.
— Может, проще всего взять словарь и посмотреть все красивые слова на букву «Б»? — предложил я.
Так мы и сделали, и, в конце концов, остановились на слове «Ботфорт». «Ботфорты» — слово, понятное абсолютно всем, в отличие от берсальеров или буканьеров, ботфорты носили и мушкетеры, и пираты, и вообще все хорошие люди. Нам это слово очень подходило, и мы решили называть себя «Союз Трех Ботфорт» или просто «Три Ботфорта».
Вот такая история названия нашего союза — или тайного общества, если хотите — а теперь я рассказывал приятелям о моем необычайном знакомстве — и о необычайном ноже.
— Как же ты не спросил имя этого летчика! — подосадовал Димка. — Ведь это должен быть известный человек, раз тебе померещилось, будто ты его знаешь! Я бы поинтересовался этим в первую очередь!
— Ничего, завтра или послезавтра спрошу, — беспечно ответил я.
Юрка думал, наморщив нос — была у него такая привычка смешно морщить нос, когда он глубоко задумывался.
— Что-то мне это напоминает… — пробормотал он. — Что-то мне это напоминает…
— Что именно? — поинтересовался Димка. — Я имею в виду, что именно кажется тебе таким знакомым — ведь фотографию ты не видел?
— Вот это… Авария в пустыне, — сказал Юрка. — Где-то я что-то об этом читал, только не помню, что и где.
— Вспоминай! — сказал я. — Это ж очень важно!
— Не могу, — горестно вздохнул Юрка. — Может, поглядеть какие-нибудь книги о войне?
— Или об авиации! — подхватил Димка. — У меня кое-что есть!
Димка был известный технарь, вечно возился со всякими изобретениями и опытами, и библиотечка у него была соответствующая. Он жил в одноэтажном домике за два двора от нас, через небольшой пустырь, где были свалены обломки бетонных плит и прочий хлам, оставшийся после возведения дома, в котором теперь жил Юрка. Это был одни из последних в нашей округе — а, возможно, и во всей Москве — деревянных одноэтажных домиков на две или три семьи, с отдельным входом для каждой. Домик этот был перекосившийся, дышащий на ладан, с подслеповатыми окошками, но зато квартиры там были большие, места хватало всем, и Димкина семья, хоть и ворчала иногда из-за недостатка света в окна и прочих неудобств, все-таки побаивалась того момента, когда им придется перебираться в более светлую и благоустроенную, но при этом более тесную квартиру в стандартном многоэтажном доме.
Если Юрка был светлым, с пшенично-рыжеватыми волосами, не очень высокого роста, но ладно скроенный, и одет почти всегда аккуратно — кроме, разумеется, тех случаев, когда мы возвращались с футбольных баталий или послешкольных «толковищ» до первой крови — то Димка был чернявым, высоким, нескладным, вечно перемазанным чернилами, на уроках истории и литературы мечтал и получал тройки, а чистописание так и не освоил — писал, в общем, правильно, но как курица лапой. Его парта была покрыта кляксами, нижняя сторона откидной крышки изрезана ножом. Школьная форма висела на нем нелепо и косо, из брючин торчали длинные ноги. Передвигался он очень стремительно, и его ноги во время движения мелькали как лезвия ножниц. На уроках он читал книги, по технике, физике и химии, держа книгу на коленях под партой, его периодически засекали, книгу изымали и вызывали родителей, а потом два или три дня Димка ходил мрачный после полеченного нагоняя.