Нож великого летчика

— Я должен выслушать всех, — возразил ему майор. — Кстати, повернулся он ко мне, — того, кого ты называешь «вот этот», зовут Червоточенко Геннадий Владимирович. И Геннадий Владимирович излагает совсем другую версию. Он говорит, что показывал нож Волгину, и тот вдруг ударил его этим ножом. Геннадий Владимирович успел перехватить и вывернуть руку Волгина, поэтому острие ножа поранило самого Волгина, но Геннадий Владимирович все-таки получил удар рукояткой в челюсть.

— Да, так оно все и было, — безмятежно кивнул Пучеглазый.

— Но ведь это неправда! — вырвалось у меня.

— И потом, если бы его ударили этим ножом, то на ноже остались бы следы крови! — не выдержал Димка.

Майор расхохотался.

— Ребята, вас застукали у реки, где вы отмывались! Вы бы любую кровь успели смыть, разве нет?

— Но ведь ещё есть всякие экспертизы, — сказал Юрка. — Ну, когда эксперт говорит, что удар был нанесен ножом такой-то ширины, а этот нож другой ширины, поэтому это не тот нож, которым ударили…

Майор прищурился на него.

— Начитанный очень, да? Или фильмов насмотревшийся?

Но при слове «экспертиза» Пучеглазый вдруг беспокойно заерзал впервые за все время — а Седой вдруг сказал:

— Можно? Если вы хоть сколько то верите, что я не преступник, то позвольте лишь несколько слов сказать.

— Ну? — майор напрягся.

— А вы позвоните, позвоните — по телефону, который этот, — быстрый кивок Седого в сторону Пучеглазого, — диктует. И скажите, что он попался на валютных операциях и на связях с иностранцами.

Майор, только-только присевший за свой стол после всех хождений вокруг нас, опять привстал с места.

— Ты?.. Что?..

— А вы на него поглядите, — кивнул Седой.

Пучеглазый, и правда, как-то резко сник. Вроде, пытался он что-то промолвить, но язык присох у него в горле.

Но здесь мне вам надо объяснить, что такое в советское время означали «валютные операции». В то время любое общение с иностранной валютой каралось самым строжайшим образом, вплоть до расстрела. Если у человека находили любую иностранную банкноту на руках — это уже тянуло на пять лет как минимум. Вам странно это слышать — вам, которым я привез из Лондона по фунту в монетке, как сувенир? И который — я, ваш папа, чувствующий себя прежним двенадцатилетним мальчиком, и мне странно представить, что мне когда-то будет сорок пять и у меня самого будут сыновья — испытал ужас, не сравнимый ни с чем, едва услышав про «связи с иностранцами». Да, и еще, надо объяснить, в то время валютчиков, работавших напрямую с долларами, или, там, с фунтами, или с марками, практически не существовало. Вместо долларов, ходили чеки внешбанка — так называемые чеки серии «Д», на которые советские граждане, поработавшие за границей, обязаны были обменивать все свои деньги. Эти же чеки принимались и в «валютных» магазинах — в «Березках», которые сейчас повывелись. А иметь «живые» доллары на руках это была уголовная статья. Преступление, которое никому не прощалось, даже самым заслуженным работникам. Вам это странно слышать — ведь и со мной многие посетители заповедника рассчитываются твердой валютой, и даже мы обмениваем лишние деньги на доллары, в обменном пункте нашего маленького городка, чтобы эти деньги инфляция не съела. Но такова была тогдашняя жизнь, и впрямь отгороженная от всего остального мира «железным занавесом» и колючими границами. И то, в чем Седой обвинил Пучеглазого, тянуло почти на расстрельную статью.

— И ты можешь это доказать? — резко спросил майор.

— А вы на него поглядите, — сказал Седой. — Какие там ещё доказательства? Если за него возьмутся, то признание из него вытрясут. Расколется в два счета. Так что звоните, звоните.

Майор встал и заходил по своему кабинету.

— Но ты понимаешь, что и тебя укатают вместе с ним? — спросил он, остановившись перед Седым. — Лезвие ножа, который у тебя изъяли, превышает допустимые размеры. Холодное оружие! А тебе больше четырнадцати лет, так что отвечать будешь по полной программе.

— Я ж говорю, этот нож — музейный экспонат, — ответил Седой.

— А где справка об этом? — осведомился майор.

И повернулся к нам.

— Пацаны, вы сможете быстро сгонять за справкой? Куда вам ехать?

— На улицу Госпитальный Вал, — ответил я, не очень представляя, какую справку может представить Мадлена Людвиговна. Но я видел — ощущал, скорее что майор играет на стороне Седого, а значит, он как-то подскажет нам, что сделать, чтобы нужная справка взяла и появилась.

— Ближний свет! — усмехнулся майор. И задумался. — Вот что! — велел он милиционеру, охранявшему Седого. — Запри этих двух субчиков по разным камерам, а я сам пацанов отвезу, на служебной машине, чтобы быстрее было.

— Меня? В камеру? — подал голос Пучеглазый. Седой промолчал.

— На два часа, — усмехнулся майор. — А потом в другую камеру переедешь, если обвинения подтвердятся. Либо один, либо вместе с этим, — он кивнул на Седого, — если справки не окажется. Поехали, пацаны!

— Куда поехали? — взвился Пучеглазый. — Вы заодно с ними, я вижу! Но вам это даром не пройдет! Погон лишишься, как минимум!

Кажется, Пучеглазый начинал обретать прежнюю наглость.