Нож винодела

— Виновед, он ведает винными погребами нашего содружества. Мало кто наделен таким же вкусом, как он.

— Ну что ж, за сутки я уже познакомился с тремя из вас…

— Кто третий?

— Ваша мэрша.

— Жаклина — выдающаяся особа. Она присоединилась к нам три или четыре года назад. Она не только рыцарь, но и мой заместитель, своего рода наш управляющий делами… — Хозяйка широко распахнула дверь. — Я в вашем распоряжении, капитан, если вам понадобятся дополнительные сведения…

— Я надеюсь завтра же встретиться с вами, мне необходимо собрать всех, присутствовавших на том вечере. — На углу улицы Кюш заметил остановившуюся машину мастера по ремонту посудомоечных машин. — А что касается вашей утечки, то, думаю, все наладится.

Закончив обустраивать комнату и взглянув на свои механические часы, отец Клеман решил пойти в собор. Он был безусловным сторонником заводного механизма. Каждый вечер перед тем, как выключить свет, он брался за головку своих часов и медленно крутил ее по часовой стрелке. Этот привычный жест каждый раз отмечал окончание дня. Ему не нравились батарейки, равно как и мысль не быть хозяином своего времени и своей судьбы. Согласно собственному образу жизни, он был актером, а не зрителем своего существования. И он часто повторял одну из любимейших своих поговорок: «На Бога надейся, а сам не плошай».

Он открыл дверь, ведущую из коридора в ризницу, не забыв наклониться, чтобы не удариться о деревянную балку. Ризница представляла собой маленькую квадратную комнату. В центре ее на сосновом столе лежали несколько брошюр и стояло с десяток ивовых корзин. Напротив стола находились в ряд четыре металлических шкафчика. Открыв первый, он аккуратно развесил свою священническую одежду. Похоже, шкафчик был предназначен именно для этой цели. Покончив с одеждой, он прошел через потайную дверь, ведущую в церковь. Сделав несколько шагов, он остановился на границе трансепта и нефа и, подняв голову, принялся созерцать контрасты Истории. Здесь гармонично соседствовали строгий романский стиль и пламенеющая готика. Из века в век собор преображался по прихоти строительного гения людей. Справа был установлен величественный орган, слева над несколькими рядами скамей возвышалась кафедра. Он был один и наслаждался этим исключительным мгновением. Через несколько минут он опустился на скамеечку для молитв перед алтарем. Тишину внезапно нарушила токката Иоганна Себастьяна Баха. Ее звуки сразу наполнили собой собор. Отец Клеман достал из кармана мобильный телефон:

— Алло… Добрый день, монсеньор… Да, я благополучно доехал… Нет… Не знаю, но я задам вопрос полицейскому, с которым познакомился сегодня утром… Да, он прекрасно понял, как важно для нас быстрое расследование этого дела… Спасибо, монсеньор, я позвоню вам, как только у меня будут новости.

Захлопнув телефон, отец Клеман убрал его в карман сутаны. Затем продолжил знакомство с церковью. За кафедрой возвышалась многоцветная позолоченная деревянная статуя высотой в восемьдесят сантиметров. Это была святая Рита, в плиссированном платье, с раскрытой Библией в руках. Он всегда с особым благоговением относился к этой святой, которая была причислена к лику блаженных Урбаном VIII и канонизирована в 1900 году папой Львом XIII.

Викарий снова опустил руку в карман и принялся искать мелкую монету. Но нашел лишь одно евро. Свечи стоили два с половиной евро, а не догоревшие — один евро. Священник предпочитал свечи со стеклянным колпачком. Свечи изготавливали мастера-свечники уже более пятисот лет. Два года назад он посетил одну из таких фабрик. Это было так называемое производство «с погружением», технология, которая позволяла получать знаменитые канонические формы, тонкие вверху и постепенно расширяющиеся к основанию. Хлопчатобумажные фитили предварительно прикрепляли к рейкам и все сразу погружали в горячий воск. Число погружений зависело от того, каким должен быть диаметр свечи.

Не располагавший необходимой суммой и не желавший жить в кредит, священник опустил свою скромную лепту в кружку для пожертвований и взял огарок. Слабенькое пламя дрожало. Оно казалось таким беззащитным среди этого простора. Клеман опустился на одно колено и начал читать молитву, глядя на свечу. Некоторые считали, что, как только загорался фитиль свечи, чья-то освободившаяся душа возносилась к Богу. Для Клемана наступила минута подумать о дорогих ему существах. У него вошло в привычку вспоминать о своих близких, входя в часовню, церковь, резиденцию примаса или неизвестный ему собор. Он полагал, что его участие необязательно, но все-таки необходимо.