Ножевая атака

– Да все я понимаю. Так уж, по привычке ворчу по-стариковски, не обращайте внимания. А вы, я вижу, из путешествия вернулись, – Лопатин указал на чемодан в руках у Вени. – Как вам Ленинград? Если я правильно понял, это была ваша первая поездка в город трех революций? Как вам, кстати, Эрмитаж? Надеюсь, вы в него попали? Эх, соскучился я по родному городу, сам бы туда смотался, да все времени не хватает.

Вене тут же захотелось сказать, что ни в какой Ленинград он не ездил, но от этого его поездка не стала менее интересной. О своей поездке в Смоленск и Могилев Лопатину он, конечно, рассказывать не станет. Хоть Вене и не терпелось поскорей узнать, знакома ли Лопатину фамилия Черных, но от данного вопроса он все же воздержится. Сначала он отчитается перед Зверевым, а уж дальше видно будет. Решив‐таки пока не посвящать Лопатина во все подробности своего путешествия, он небрежно бросил:

– Ленинград очень красивый город. Времени было маловато, но ничего. В Эрмитаже я, разумеется, тоже побывал. Полюбовался на статую Зевса и на безрукую статую Венеры Таврической, – Веня начал перечислять все достопримечательности, о которых он успел прочесть в справочниках. – Картины опять же: Тициан, Рубенс, Караваджо́…

– Карава́джо! – тут же поправил Лопатин, сделав ударение на третью гласную. – Ну да ладно. Рад, что ваша поездка была удачной, а теперь, если позволите…

– Да, да. Конечно! – сказал Веня и пропустил Лопатина вперед.

Тот сделал пару шагов к выходу, но вдруг остановился.

– Ах да, чуть не забыл! – Лопатин пожал плечами. – Это насчет вашей недавней просьбы. Может, конечно, это все и не важно, но я все же решил вам сообщить. Тут, знаете ли, небольшая оказия вышла – записка та, что вы мне давали, куда-то пропала.

Веня вздрогнул.

– То есть как пропала?

– Да вы не волнуйтесь! Телеграмму вашу я отправил. Сразу же после тренировки пошел на Главпочтамт. Заказал переговоры, как и обещал, и на следующий день позвонил своему товарищу Витьке Кондрашину и передал вашу просьбу насчет телеграммы. Вы не беспокойтесь, Витька ведь такой человек – сказал, значит, сделает. Уж я‐то его знаю.

– А как же вы отправили телеграмму, если потеряли листочек с адресом?

Лопатин постучал пальцем себя по виску.

– Я хоть уже и не молодой, но на память пока не жалуюсь. Псков, улица Волкова, дом семь, квартира четырнадцать. Колесниковой Екатерине Петровне и текст: «Я в Ленинграде. Еду в Эрмитаж, Веня». Кажется, ничего не напутал, – Лопатин с довольным видом рассмеялся.

Веня почувствовал себя неуютно.

– Когда вы заметили пропажу?

– Что? Не понял!

– Когда вы обнаружили, что листок с адресом у вас пропал?

– Так сразу же и заметил, после тренировки.

– Я точно помню, как вы положили мою записку в карман.

– Ну да, а потом ее там не оказалось. Выронил, наверное, когда ходил в душ.

– То есть вы снимали с себя спортивный костюм и оставляли его в раздевалке?

– Разумеется. Может, кто-то из тренеров только языком на игровой площадке работает, орет да команды раздает, – с важным видом сообщил Лопатин. – Я же нет! С меня семь потов сойдет, когда я с ребятами работаю. Не халтурю, одним словом. Поэтому всякий раз после тренировки принимаю душ. К тому же у нас тут своя бойлерная, горячая вода всегда есть, не то что дома. А что вы так побледнели?

Веня не знал, что и думать. То, что они секретничали с Лопатиным перед его отправкой в Смоленск, видели все, кто был на тренировке, и еще куча народа. О том, что Веня служит в милиции, знают все игроки «Спартака». Веня судорожно соображал: убийца Зацепина не простой футболист, а специально обученный агент Абвера, прошедший специальную подготовку. Убийца мог видеть, как он отдал Лопатину листок бумаги. Его не могло это не заинтересовать. Что, если он в очередной раз выждал момент, выкрал из кармана тренера записку? Прочитав текст, убийца ничего не поймет, зато может подумать, что это какой-то условный сигнал или шифр. Даже Лопатин, когда Веня вручил ему записку с адресом, подумал то же самое. Не исключено, что он захочет выяснить, что задумали милиционеры, идущие по его следу. Черных, если он все же украл ту записку, может начать действовать, ведь в записке их адрес и имя Кати… Словно почувствовав, что, возможно, случилось что-то страшное, Веня бросил чемодан и кинулся к выходу.

* * *

г. Псков, за неделю до описываемых событий…

Вернувшись вечером с работы, Катя погрела вчерашние щи, налила в тарелку полполовника, но, съев пару ложек, убрала посуду со стола. После этого она полистала какой-то прошлогодний журнал, посмотрела на клубок и спицы и поморщилась. Носочки она закончила еще позавчера, а затевать новою работу ей сегодня почему-то не хотелось. Она легла на кровать, включила радио: когда Ефрем Флакс спел про «Одинокую гармонь», Катя и вовсе затосковала. Она поднялась и увидела на шифоньере полученную накануне телеграмму из Ленинграда. Тут-то, пожалуй, впервые за весь этот нудный вечер она улыбнулась.