Ножичек с костяной ручкой [авторский сборник]

Владимир Солоухин НОЖИЧЕК С КОСТЯНОЙ РУЧКОЙ

Рассказы

Владимир Алексеевич Солодухин

(1924 - 1997)

Предисловие

Как утро нужно считать самой лучшей частью суток, как весна — самое прекрасное время года, так детство — самая яркая пора человеческой жизни.

Не зря его называют золотым.

Детство не только яркая, но и очень важная, очень ответственная пора.

В детские годы складывается характер человека. Многие черты характера, приобретённые в детстве, человек проносит через всю свою долгую жизнь.

Вот почему с самого начала, с ранних лет нужно стремиться быть добрым, честным и смелым — эти качества я назвал бы главными.

Как бы ни была богата последующая жизнь, воспоминания детства ни с чем не сравнимы.

Я тоже часто вспоминаю детские годы. Я стараюсь найти, где и когда зародились во мне те или иные душевные качества либо недостатки.

Некоторые воспоминания я записал, и у меня получились рассказы.

Все рассказы в этой книжечке написаны сравнительно недавно, потому что сначала я не писал рас — сказов, а писал стихи, очерки и повести.

Так, например, мною написаны книги стихотворений: «Дождь в степи», «Разрыв-трава», «Ручьи на асфальте», «Как выпить солнце», «Имеющий в руках цветы», «Жить на земле». Повести: «Владимирские просёлки» и «Капля росы», очерки: «Золотое дно», «Степная быль», «За синь-морями», «Открытки из Вьетнама». А также роман «Мать-мачеха».

Я потому так долго не писал рассказов, что считаю этот жанр очень трудным. Ведь чем короче нужно о чём-нибудь рассказать, тем труднее рассказывать.

Когда юные читатели этих рассказов вырастут, они тоже будут вспоминать своё детство, и, может быть, некоторые из них тоже напишут о нём.

Вл. Солодухин

Ножичек с костяной ручкой

Из Москвы мне привезли небольшой перочинный ножичек с костяной ручкой и двумя зеркальными лезвиями. Одно лезвие побольше, другое — поменьше. На каждом — ямочка, чтобы зацеплять ногтем, когда нужно открыть. Пружины новые, крепкие: попыхтишь, прежде чем откроешь лезвие. Зато обратно — только немного наклонишь, так и летит лезвие само, даже ещё и щёлкнет на зависть всем мальчишкам. Отец наточил оба лезвия на камне, и ножик превратился в бесценное сокровище. Например, нужно срезать ореховую палку. Нагнёшь лозу, выглядишь то место, где самый изгиб, приставишь к этому месту ножичек — и вот уже облегчённо раздалась древесина, а лоза висит почти что на кожице. Может быть, не все мне поверят, но палку толщиной с большой палец я перерезал своим ножичком с одного раза, если, конечно, взять поотложе, чтобы наискосок.

Вырезывание свистка требовало, напротив, тонкой работы. И тут особенно важной была острота. Тупым ножом изомнёшь всю кожицу, измочалишь, дырочка получится некрасивая, мохнатая по краям. Какой уж тут свист, одно шипение! Из-под моего ножичка выходили чистенькие, аккуратные свистки.

С первого сентября открылось ещё одно преимущество моего ножа. Даже сам учитель Фёдор Петрович брал у меня ножик, чтобы зачинивать карандаши. Неприятность как раз и произошла на уроке, при Фёдоре Петровиче. Мы с Юркой решили вырезать на парте что-нибудь вроде буквы «В» или буквы «Ю» (теперь, во втором классе, мы уже знали все буквы), и я полез в сумку, чтобы достать ножичек.

Рука, не встретив ножичка в привычном месте, судорожно мыкнулась по дну сумки, заметалась там среди книжек и тетрадей, а под ложечкой неприятно засосало, и ощущение непоправимости свершившегося холодком скользнуло вдоль спины. Забыв про урок и про учителя, я начал выворачивать карманы, шарить в глубине парты, полез в Юркино отделение, но тут Фёдор Петрович обратил внимание на мою возню и мгновенно навис надо мной во всём своём справедливом учительском гневе.

— Что случилось, почему ты под партой? (Значит, уж сполз я под парту в рвении поисков.) Встань как следует, я говорю!

Наверно, я встал и растерялся, и, наверно, вид мой был достаточно жалок, потому что учитель смягчился.

— Что случилось, можешь ты мне сказать?

— Ножичек у меня украли… который из Москвы.

Почему я сразу решил, что ножичек украли, а я не сам его потерял, неизвестно. Но для меня сомнений не было: конечно, кто-нибудь украл — все ведь завидовали моему ножу.

— Может, ты забыл его дома? Вспомни, подумай хорошенько.

— Нечего мне думать. На первом уроке он у меня был, мы с Юркой карандаши чинили… А теперь нету…

— Юрий, встань! Правда ли чинили карандаши на первом уроке?

Юрка покраснел как варёный рак. Ему-то наверняка не нравилась эта история, потому что сразу все могли подумать на него, раз он сидит со мной рядом на одной парте. Про карандаши он честно сознался: «Чинили».

— Ну хорошо, — угрожающе произнёс Фёдор Петрович, возвращаясь к своему столу и оглядывая класс злыми глазами. — Кто взял нож, подними руку.

Ни одна рука не поднялась. Покрасневшие лица моих товарищей по классу опускались всё ниже под взглядом учителя.

— Ну хорошо! — Учитель достал список. — Барсукова, встать! Ты взяла нож?

— Я не брала.

— Садись. Воронин, встать! Ты взял нож?

— Я не брал.

— Садись.