Нравственная философия

Природе должно приписать большую часть всякого успеха, а также и его. Такой человек был нужен, и такой человек был рожден: человек из камня и железа, способный сидеть на коне по шестнадцати и по семнадцати часов и проводить по несколько дней без сна и без пищи, удовлетворяя эти потребности урывками, с торопливостью и с наскоком тигра, напавшего на добычу; человек, которого не остановят никакие щепетильности: он крепко сколочен, проворен, себялюбив, рассудителен и сметлив до того, что его не сбить с толку, не провести постороннею расторопностью, ни самому ему не поддаться какому-нибудь своему предрассудку, пылу или опрометчивости. «Моя железная десница, — говаривал он, — не была на конце руки; она непосредственно выходила из головы». Он уважал дары природы и случая; им относил свое превосходство, не восхваляя себя, как то делают посредственные люди, восстающие на природу, а за себя стоящие горой. По своей любимой риторической фигуре, он многое приписывал своей звезде и очень нравился и себе, и народу, когда величал себя «Сыном Судеб».«Они обвиняют меня, — сказал он, — в совершении больших преступлений: люди моего закала не делают преступлений. Ничто не может быть проще моего возвышения; напрасно приписывают его проискам и злодействам: оно согласовалось с необычайностью эпохи, с моею славою низложения врагов отечества. Я всегда шел с мнением большинства и с обстоятельствами. На что же нужны были мне злодеяния?» Говоря однажды о своем сыне, он выразил то же: «Мой сын не может опять возвести меня на престол; я сам не могу этого: я создание обстоятельств».

Устремление действий прямо к цели ни в ком до него не совмещались с такою понятливостью. Он реалист, разящий в прах все знающих говорунов и все смутные головы, которые затмевают истину. Он тотчас видит, в чем дело, сам укажет пальцем на главную точку сопротивления и отстранит все побочные расчеты. Он могуч по несомненному праву, а именно по своей проницательности. Он никогда не проигрывал сражений, потому что выигрывал их сначала в своей голове, а потом уже на ратном поде. Его главные пособия заключались в нем самом; чужих советов он не спрашивал. В 1796 г. он так писал Директории: «Я совершил кампанию, не совещаясь ни с кем. Я не мог бы сделать ничего путного, если б находился в необходимости соображаться с понятиями посторонних лиц. Я выиграл несколько дел против неприятеля, превосходившего меня числом, и когда сам нуждался решительно во всем; ибо при сознании, что ваша доверенность покоится на мне, быстрота моих действий равнялась с быстротою мысли».

Вся история полна примерами тупоумия лиц, на которых возложена обязанность распоряжаться за других. Но Наполеон всегда понимал свое дело. То был человек, знавший в каждую минуту и при всякой внезапности, за что ему приняться прежде всего. Он этим освежителен и отраден для ума не только государственных, до и частных людей. Так, немногие из нас понимают, за что им следует приняться; все живут себе день за днем, безо всякого помысла; вечно, будто на конце строки, и выжидая какого-нибудь толчка извне, чтоб перенестись на другую. Наполеон был бы первым человеком в мире, если б он имел в виду общественное благо; но и таков как есть, он вселяет бодрость необыкновенную единством своих действий. Он тверд, надежен, себя не щадит, собою владеет; пожертвует всем для осуществления своего предприятия — деньгами, армиями, генералами, но также и самим собою — и не будет ослеплен, как обыкновенный случайный удалец блеском этого осуществления. «Внезапные происшествия, — говорил он, — не должны руководить политикой, но политика должна расправляться с ними». «Быть сбиту с толку каждым событием — значит не иметь ни малейшей политической системы». Победы были для него только новыми открывавшимися дверьми; он никогда ни на минуту не терял из виду своего пути вперед, несмотря на окружающей блеск и шум. Он знал, куда идет, и шел к своей цели. Без всякого сомнения, из его истории можно извлечь ужаснейшие примеры того, какою ценою он покупал свои торжества; но его нельзя причислить по ним к жестоким злодеям, а заключить только, что он не знал препятствий своей воле: ни кровожаден, ни жесток — но горе тому лицу или предмету, что стоит поперек его дороги! Не кровожадный, но не щадящий крови, и как безжалостен! Он имел пред глазами только то, что ему нужно: всякая помеха — прочь. «Ваше Величество, генерал Кларк не может соединиться с генералом Жюно вследствие страшного огня с австрийской батареи». — «Пусть возьмет батарею.» — «Всякий полк, направленный против этой артиллерии, будет отдан в жертву. Каково будет приказание Вашего Величества?» — «Вперед, вперед!»