Нравственная философия

Присмотримся ближе к свойству этого влияния, имеющего столько власти на молодые годы человека. Вот она, красота воплощенная! Мы поклоняемся ей с удивлением, благословляем ее появление нашему взору всюду, где соизволяет она воссиять. Как дивно ее очарование! Самой ей кажется, ничего не нужно, но сердце, благоговеющее пред нею, может ли представить ее себе в бедности, в одиночестве? Чистая, прелестная, как весенняя роза, она всему дает жизнь, всюду пробуждает кроткое умиление и делает понятным для своего поклонника, почему красоту всегда изображали окруженную амурами и фациями. Красота есть одно из сокровищ мира; тот, кто с любовью поклоняется ей, может равнодушно смотреть на все остальное и находить его ничтожным, не стоящим, внимания; она вознаграждает за все лишения, перенося его в сферу вольную, широкую, всемирную, где стираются личности, и одна эта красота делается олицетворением всего, что нас манило и привлекало. Друзья могут находить, что она похожа на отца, на мать свою, напоминает даже такое-то постороннее лицо, но тот, кто ее любит, тот знает, что она может иметь сходство лишь с тихим летним вечером, с солнечным утром, пышущим золотом и алмазами, с небесною радугою, с соловьиною песнью.

И всегда красота останется тем, чем считали ее древние: божественною,называя ее порою цветения добродетели.

Кто изъяснит нам это непостижимое трудное действие, которое при виде такого-то лица, такой-то осанки поражает нас, как внезапный луч света? Мы проникнуты радостью, нежностью и не знаем сами, откуда взялось это сладостное умиление, откуда сверкнул этот луч. И действительность, и воображение решительно запрещают нам приписывать такое ощущение влиянию организму не проистекает оно и из тех поводов к любви и к дружбе, которые известны свету и общеприняты в нем. Как мне кажется, оно веет на нас из среды прелести и нежности неземной, из сферы, не сходной с нашею и для нас не доступной; из того края волшебств, которому здесь служат символом розы, фиалки, лилии, возбуждая в нас о нем предчувствие.

Нам не наложить цепей на красоту; сходная по своему существу с переливчатою игрою голубиных крыльев, она склонится над нами и исчезнет. В свидетельство своей однородности со всем, что есть обаятельного на земле, она дарит нас радужными проблесками, но обращает в тщету усилия человека овладеть ею и сделать из нее свое обыденное употребление. Слова наши подтверждаются тем, что сказал Жан-Поль Рихтер о музыке: «О смолкни, смолкни! Ты нашептываешь мне о вещах, которых я никогда не находил, которых мне не найти никогда*.

То же самое можно заметить о произведениях пластического искусства. Статуя прекрасна тогда, когда циркуль и аршин не могут служить ей мерилом, но когда силою воображения находишься в состоянии постигнуть ее и воспринять то действие, которое она готовится свершить. Ваятель всегда изображает своего героя или полубога в состоянии переходном между тем, что видимо, и тем, что невидимо нашим внешним чувствам; при таком условии статуя перестает быть камнем. Эта заметка может отнестись и к живописи. Что касается поэзии, то успех ее не верен, пока она довольствуется услаждать нас и баюкать; но он несомненен тогда, когда она поражает нас изумлением, восторгом и наполняет жаждою недостижимого.Убежденный в этом факте, Лендор [3]ставит вопрос не имеет ли поэзия отношений к чему-то чище ощущений и выше опытности?

Такова должна быть и воплощенная красота, предмет любви своего поклонника. Она восхитительна, когда, при полной естественности, кажется, однако, недоступною; когда, отторгая нас от всякой определенной цели, она будто начинает нам сказывать бесконечную волшебную сказку и, вместо того, чтобы удовлетворять наши земные желания, будит в нас предчувствия, предвидения, а сама сдается нам «слишком превосходною, слишком роскошною для насущного хлеба человека»; наконец, восхитительна она тогда, когда зароняет в любовнике сознание, как он ее недостоин, как невозможно ему — будь он сам Цезарь — укрепить за собою права над нею, потому что невозможно же ему присвоить себе и твердь небесную, и великолепный закат солнца.

Есть пословица: «Если я вас люблю, какое вам до того дело». Говоря так, мы хорошо понимаем, что любовь наша не зависит от вашей воли, но преобладает над вашею волею, потому что мы любим тот луч, исшедший из вас, — не собственно вас, не вашу личность, но то нечто,которое вы даже не сознаете в себе и, может быть, никогда не сознаете.