Нравственная философия

И право, не стоит терять духа в превратностях и в других подобных безделицах! Духовную жизнь надобно сохранять в здравии и в благоуханной чистоте, если хочешь жить согласно с природою и не хочешь обременять себя не касающимися нас утруждениями. Нынче всякий сызмала терзается над решением богословских задач: о первородном грехе, о происхождении зла, о предназначении и над прочими подобными умозрениями, которые на практике не представляют никаких затруднений и нимало не затмевают пути тех, которые для таких поисков не сбиваются со своего. Многие умы должны предложить себе на рассмотрение и такие вопросы; они в них то же, что корь, золотуха и другие едкие мокроты, которые душа должна выбросить наружу, чтоб после наслаждаться отличным здоровьем и предписывать целебные средства другим. Простым натурам подобные сыпи не необходимы. Нужно иметь редкие способности для того, чтобы самому себе отдать отчет в своем веровании и другим ясно выразить свои воззрения относительно свободного произвола и его соглашения с судьбою человека. Для большинства же людей, взамен наукообразной пытливости, весьма достаточно иметь несколько верных инстинктов, немного удобопонятных правил и честную, здравую природу.

Чинно распределенный курс учения, целые годы, проведенные в университетах и на профессорских кафедрах, не преподали мне фактов разительнее тех, на какие навели меня случайные неклассические книги, припрятываемые мною под скамьями латинского класса.

То, что мы не называем воспитанием, имеет гораздо более цены, чем то, что величается этим именем: при воспитании часто бессознательно употребляются все усилия, чтобы сдержать и переиначить врожденный магнетизм, который с безошибочною верностью избирает себе приличное.

Нравственная наша природа точно так же бывает искажена безвременным напряжением воли. Люди до сих пор изображают добродетель как битву; с высокомерием повествуют о своих борениях и победах, всюду в ходу правило: добродетелен тот, кто наиболее бьется с искушениями. При этом забывается одно: присутствие или отсутствие души. Забывается и то, что характер прекрасен по мгновенности и естественности своих главных стремлений и что мы тем более любим человека, чем менее он приневоливает себя к добродетелям, чем менее ведет им счет и гордится ими. Встречая душу, все поступки которой царственны, восхитительны, миловидны, как роза, нам бы должно возблагодарить Бога, дозволившего ей проявиться и существовать среди нас, — мы же круто отвернемся от ангела и скажем: «Нет, Горбач лучше: он бранью и кулаками разгоняет всех чертей, лезущих на него».

Всюду в практической жизни столь же очевидно превосходство природы над волею. Наши преднамерения управляют событиями гораздо менее, чем мы думаем. Мы приписываем Цезарю и Наполеону и тайные замыслы, и глубоко обдуманные и выдержанные планы, тогда как вся сила была не в них, а в природе. Люди, имевшие чрезвычайный успех и необыкновенную гениальность, всегда в минуты прямодушия повторяли одно и то же: «Не нами! Не по нашему произволу!* Весь их успех основывался на параллельности действий с помыслом. Этому они не ставили препятствий, и чудеса, которым они служили проводниками и орудием, казались их собственным делом. Разве металлическая проволока производит гальванизм? Она только его проводник Шекспир мог ли объяснить теорией, каким образом образуются Шекспиры?

Урок, несомненно преподаваемый нам такими наблюдениями, состоит в доказательстве, что наша жизнь могла бы быть гораздо проще и легче, нежели мы ее делаем; что мир мог бы быть гораздо счастливее теперешнего; что можно бы обойтись без побоищ, без судорог отчаяния, скрежета зубов, ломания яростных рук и что многие бедствия устраиваются собственно нами.

Мы переполнены действиями механическими. Вмешиваемся, Бог знает зачем, в дела всего света до того, что все светские добродетели, хвалы и жертвы становятся нам отвратительны. Дела любви составили бы наше счастье, но и на нашем благоволении лежит зарок Тяжелы делаются для нас под конец и воскресные школы, и общества вспоможения бедным. Мы скучаем, мы томимся и — не угождаем никому.

Есть простые средства для достижения целей, которые эти учреждения имеют в виду; да за те мы не принимаемся. Зачем, например, всем добродетелям упражняться на один лад и топтаться все по одной тропинке? Почему каждая из них обязана давать все одни деньги? Для нас, сельских жителей, это совсем неудобно, и мы не так-то верим, чтобы добро произошло именно из нашего неудобства. У купца есть доллары — пускай он и даст доллары; но у землевладельца есть хлеб; у поэта — его песнь; у женщин — рукоделия; у детей — цветы; у чернорабочих — трудовые руки. Да и к чему во всем христианстве завелась эта смертная тоска — воскресные школы? Прекрасно и естественно детству желать познать, зрелому же возрасту прекрасно и естественно желать научить; но всегда придет пора отвечать на вопросы, когда за ними обратятся. Не усаживайте детей против их воли на церковные скамейки; не принуждайте их задавать вам вопросы, о которых они и не помышляют.