Нравственные письма к Луцилию

(4) Теперь послушай, что отвечают на это некоторые, а потом и я начну от них откалываться и перейду на другую сторону. — «Если так, то и жить блаженно — не благо». — Хочешь не хочешь, а приходится отвечать, что блаженная жизнь — благо, а жить блаженно — не благо. (5) И еще нашим возражают так: «Вы хотите быть мудрыми: значит, это принадлежит к числу вещей, которых надо добиться непременно. А все непременное — благо». — И наши вынуждены калечить слова, добавлять к «непременному» два слога, чего не допускает наш язык. Но я, с твоего позволения, прибавлю их. «Непременное есть то, к чему следует стремиться непременно, то есть благо; а то, что достается нам по достижении блага, есть непреминуемое: его не добиваются как блага, но к достигнутому благу оно прилагается неминуемо». — (6) Я думаю иначе и полагаю, что наши опускаются до этого, так как их связывает цепью прежнее утвержденье, а изменить его им нельзя. Мы обычно придаем немалый вес всеобщим установившимся сужденьям, и если так кажется всем, — это для нас доказательство истины. Например, существованье богов выводится, среди прочего, и из того, что мнение это вложено во всех людей и нет племени, до того чуждого всех законов и обычаев, чтобы не верить в каких-нибудь богов. Когда мы рассуждаем о бессмертии души, немалое подспорье для нас — единодушие людей, либо страшащихся обитателей преисподней, либо их почитающих. И я воспользуюсь всеобщим убеждением: ты не найдешь никого, кто не считал бы, что и мудрость благо, и быть мудрым — благо. (7) Однако я не буду, по обычаю побежденных, взывать к толпе: начну сражаться собственным оружием.

Если что-то прилагается к чему-то, оно находится либо вне, либо внутри того, к чему приложено. Если оно внутри, — значит, оно столь же телесно, как и то, к чему приложено. Ничто не может быть приложено — и не прикасаться, а что прикасается, то телесно. Если оно вне, то может и расстаться с тем, к чему приложено; но что расстается, то обладает движением, а что обладает движением, то телесно. (8) Ты надеешься, что я скажу: бег и бежать — одно и то же, так же как тепло и быть теплым, свет и светить. Нет, я согласен, что это — вещи разные, но при этом — одного рода. Если здоровье принадлежит к вещам безразличным, то и быть здоровым — также. Если к ним же принадлежит красота, то и быть красивым — также. Если справедливость — благо, то и быть справедливым — благо. Если бесстыдство — зло, то и быть бесстыдным — зло; тут, клянусь тебе, все точно так же, как с близорукостью: если она — зло, то и быть близоруким — зло. Одно — так и знай! — не может быть без другого. Кто мудр, тот обладает мудростью; кто обладает мудростью, тот мудр. И не . может быть сомнений, что каково одно, таково и другое, — настолько, что многие считают и то и другое одним. (9) Но лучше разберем вот что: поскольку всё есть или благо, или зло, или вещи безразличные, то что же такое «быть мудрым»? Что это благо — отрицают; что это зло — нельзя и подумать; значит, остается безразличное. Но мы называем «безразличным» или «промежуточным» то, что может достаться и хорошему, и дурному человеку: например, деньги, красоту, знатность. А быть мудрым может только человек добра: значит, быть мудрым к разряду вещей безразличных не принадлежит. Но и злом не может быть то, что никогда не достается на долю злым; значит, быть мудрым благо. Чего нет ни у кого, кроме людей добра, то благо; мудрыми бывают только люди добра, и, значит, это благо. — (10) «Но это лишь прилагается к мудрости». — То, что ты называешь «быть мудрым», порождается ли мудростью или порождает ее? Порождает ли, порождается ли, — все равно оно телесно: ведь тело и то, что производит что-нибудь само, и то, что чем-нибудь производится. А если так, то быть мудрым — благо, потому что для этого ему не хватало только одного: телесности. (11) Перипатетики считают так: быть мудрым — это то же самое, что мудрость, ибо одно без другого не бывает. Неужели, по-твоему, есть мудрые кроме тех, кто обладает мудростью? И не всякий ли, кто мудр, обладает, по-твоему, мудростью? (12) Старые диалектики разделяли эти вещи, и от них такое разделение пришло к стоикам. Я скажу, как у них получалось. Поле — это одно, а владеть полем — другое; и разве не так, если второе касается не поля, а его владельца? Точно так же мудрость это одно, а быть мудрым — другое. Я думаю, ты согласишься: тот, кто владеет, и то, чем владеют, — вещи разные; так и тут: владеют мудростью, а владеет мудрый. Мудрость есть наука жить и, стало быть, совершенство мысли, достигшей наивысшего и наилучшего. Что такое «быть мудрым»? Я не могу сказать: «Совершенство мысли», — нет, это то, что дается на долю обладателю совершенной мысли. Итак, благомыслие — это одно, а быть благомыслящим — другое.