Нравы Мальмезонского дворца

«Великий беглец без труда уверил себя, что совершает геройский подвиг, рискуя жизнью для спасения Франции, так как по Средиземному морю сновали взад и вперед английские крейсеры. Разумеется, он сам мог руководствоваться при этом такими соображениями: „Предполагалось устроить в Египте колонию, и эту задачу он выполнил. Возвращаясь во Францию, он пользовался правом, которое было ему предоставлено Директорией, и делал только то, что было решено уже заранее”. Ему незачем было, однако, ждать приговора потомства, чтобы уяснить себе недостойность подобного образа действий по отношению к египетской армии. Не подлежало сомнению, что Наполеон выказал бы себя в большей степени героем, если бы остался в Египте и разделил с ней последствия проекта, почин которого в такой значительной степени принадлежал ему самому. Это нашептывала Бонапарту и собственная его совесть. Он не решался даже проститься с блестящим генералом и талантливым администратором, которого оставил своим заместителем в Египте».

По словам историка Андре Кастело, армию «развлекло это тайное бегство с квартиры без уплаты за постой». После этого у генерала появилось новое прозвище – генерал Bonattrape, то есть «Большой хитрюга».

Впрочем, нашлись и те, кто оправдал Наполеона. Например, Стендаль написал следующее:

«Что касается другого его поступка, гораздо более серьезного, – того, что он бросил в Египте свою армию на произвол судьбы, – то этим он, прежде всего, совершил преступление против правительства, за которое это правительство могло подвергнуть его законной каре. Но он не совершил этим преступления против своей армии, которую оставил в прекрасном состоянии, что явствует из сопротивления, оказанного ей англичанам. Наполеона можно обвинять только в легкомыслии: он не предусмотрел, что Клебер мог быть убит, в результате чего командование перешло к бездарному генералу Мену. Будущее выяснит, вернулся ли Наполеон во Францию по совету некоторых прозорливых патриотов, как я склонен предположить, или же он сделал этот решительный шаг, руководствуясь исключительно своими собственными соображениями. Людям с сильной душой приятно представлять себе, какие чувства волновали его в ту пору: с одной стороны, честолюбие, любовь к родине, надежда оставить славную память о себе в потомстве, с другой – возможность быть захваченным англичанами или расстрелянным. Какая нужна была твердость мысли, чтобы решиться на такой важный шаг, исходя единственно из предположений! Жизнь этого человека – гимн величию души».

Вот даже как! Оказывается, для главнокомандующего бросить армию на произвол судьбы, руководствуясь исключительно своими собственными соображениями, это значит исполнить гимн величию души. Логика, надо сказать, весьма странная…

Возвращение Наполеона в Париж

Приехав в Париж, Наполеон в сопровождении Эжена де Богарне сразу же помчался на улицу Победы, чтобы увидеть свою Жозефину. Он не сомневался, что на этот раз его ждут и дом сияет праздничными огнями.

Наполеон выскочил из кареты, вбежал в дом и оцепенел в изумлении: вестибюль был пуст и не освещен. Он в возмущении начал открывать одну дверь за другой: комнаты были пусты и холодны. Совершенно взбешенный, он поднялся по лестнице и увидел слугу:

– Где моя жена?

– Она уехала встречать вас…

– Ложь! Она у любовника! Упакуй ее вещи и выставь их на лестницу – пусть забирает…

В этот вечер Наполеон, которому еще в Египте докладывали о фривольном поведении Жозефины в его отсутствие, твердо решил развестись.

Дорожная карета Жозефины доставила ее в Париж только на следующий вечер. Смущенная консьержка остановила Жозефину у дверей особняка на улице Победы:

– Генерал запретил вас пускать, – пробормотала она.

Жозефина плакала и колотила ногами в дверь. Потом, прижавшись к дверной щели, она молила, просила прощения, напоминала мужу об их любви, об упоительных ночах сладострастия, о нежных ласках, беспрерывно тихо стонала, уверенная, что ее муж в своей комнате прислушивается к звукам у входной двери.

Кровать в спальне Жозефины в Мальмезоне

Через час добрая служанка, которая тоже рыдала на лестнице, с другой стороны двери, решила позвать Эжена и Гортензию, чтобы они попробовали смягчить Наполеона, и они, заливаясь слезами, принялись умолять:

– Не покидайте нашу мать! Она не переживет этого, и мы, кого эшафот в детстве лишил отца, сразу лишимся и матери, и второго отца, посланного нам Провидением!

Послушаем теперь рассказ самого Наполеона:

«Я не мог спокойно глядеть на плачущих; слезы двух злополучных детей взволновали меня, и я сказал себе: разве они должны страдать за провинности их матери? Что я мог поделать с собой? Каждый мужчина имеет какую-нибудь слабость».

После этого он открыл дверь. Бледный, с горящими глазами, он раскрыл объятия Жозефине и увлек ее в спальню…

Жозефина была прощена.

Глава четвертая. Перестройка Мальмезона

Работа архитекторов Фонтена и Персье