Нравы Мальмезонского дворца

Все они, как говорится, «плели в Лондоне нити коварных заговоров» против революционной Франции. Правда, существует версия, что вся эта идея с заговором была разработана самим начальником полиции Наполеона Жозефом Фуше и претворялась в жизнь через его тайного агента Жана-Клода Меге де ля Туша, которого историк Виллиан Слоон образно называет одним из «негодяев, столь часто появляющихся из мрака в смутные времена».

Жермена де Сталь в своих «Мемуарах» в этом вопросе идет еще дальше, обвиняя во всем самого Наполеона. Она пишет:

«Этот заговор, послуживший поводом для бесчисленных злодеяний Бонапарта, был задуман им самим; он управлял заговорщиками с дьявольским искусством, которое следует описать во всех подробностях.

Он отправил в Англию якобинца, который мог заслужить право вернуться на родину, только оказав услуги Первому консулу. Человек этот, звавшийся Меге, явился среди эмигрантов, словно Синон[2], представивший себя жертвой греков, среди троянцев… Меге без труда ввел в обман несколько государственных мужей, управлявших страной в ту пору… Агент Бонапарта, притворявшийся его врагом, утверждал, что во Франции есть множество недовольных, готовых поднять восстание».

Этот Меге де ля Туш действительно был агентом тайной полиции. Прибыв в Лондон, он вступил в контакт с представителями британского правительства и французскими эмигрантами, в частности, с бывшим морским министром графом де Мольвиллем, соблазнив их планом заговора против Наполеона. Удалось ему «запудрить мозги» даже главе британской разведки в Мюнхене Фрэнсису Дрейку. Одновременно с этим Меге де ля Туш информировал обо всем французскую сторону.

Безусловно, обвинять одного Фуше в организации заговора против Наполеона нельзя. Да и зачем ему это было бы нужно? Не для того же, чтобы поднять свой авторитет, вовремя «раскрыв» заговорщиков? Это было бы слишком примитивно. По этому поводу очень верно пишет в своих «Мемуарах» барон де Барант:

«Не следует думать, что полиция собиралась руками агентов готовить покушения на Первого консула с тем, чтобы в последнюю минуту их раскрыть. Ни один полицейский не рискнет ввязываться в игру столь глупую».

Первопричина заговора находилась гораздо выше. Ведь трудно не признать тот факт, что одной из целей Наполеона была компрометация своих противников через представление их лидерами заговорщиков. Кроме того, его полиция стремилась заманить в заготовленную ловушку представлявших большую опасность бурбонских принцев.

Была у Наполеона цель и «покруче». Четкую формулировку этой цели можно найти в «Мемуарах» мадам де Сталь:

«Но зачем было Первому консулу разжигать заговор против самого себя, грозивший ему столькими опасностями? Все дело в том, что он нуждался в предлоге для перемены формы правления; что же касается заговорщиков, то он не сомневался, что сумеет вовремя их остановить…

Не существовало никакой явной причины для перемены порядка вещей и требовалось сослаться на заговор, в котором были бы замешаны англичане и Бурбоны, разжечь, таким образом, пыл сторонников революции и с их помощью, якобы для предотвращения возврата к старому порядку, ввести во Франции порядок ультрамонархический. Замысел этот кажется весьма сложным, между тем суть его была весьма проста: следовало внушить революционерам, что их интересы в опасности, а затем предложить им помощь и защиту в обмен на окончательный отказ от былых принципов. Именно так Бонапарт и поступил».

Как бы то ни было, заговор явно осуществлялся под контролем консульской полиции, и Наполеон (особенно поначалу) знал о многих шагах заговорщиков. Министерство полиции еще со времен Фуше имело картотеку, содержащую более тысячи досье на особенно опасных роялистов. Она носила название «шуанская география».

Согласно планам лондонских заговорщиков, весной 1800 года Жорж Кадудаль, один из главарей контрреволюционного восстания в Вандее, должен был устранить Наполеона, напав на него с группой вооруженных людей, когда тот будет ехать из Парижа в свой загородный замок в Мальмезоне. Дело представлялось несложным: Первого консула обычно сопровождал отряд из десяти-двенадцати гвардейцев, которых при желании можно было перестрелять из засады в течение одной-двух минут.