Вот, примерно, и все. Дневник он вел перед самой смертью. (Его нашли завернувшимся в простыню, с дневником, закапанным воском, в руках.) Признаюсь честно, что только открыла и читать не стала. Я хотела запомнить Игоря таким, каким я его полюбила, полным сил, а не издерганным неврастеником. В последние месяцы он стал совершенно не от мира сего, почти перестал меня замечать, хотя и повторял, что еще всех изумит. Между прочим, он нисколько не ревновал к Евграфу (меня это даже злило), говорил, чтобы если с ним что-нибудь случится, мы обязательно поженились, и в шутку дразнил меня «евграфиней Ланской». Мы уже не дети, все это было давно, и для истории можно рассказать, что в то время наша личная жизнь фактически кончилась. Я через Евграфа, который был уже известным дипломатом, получил генеральские ромбы и буквально не вылезал из Бенилюкса, достала замечательное средство от импотенции («Афро-Диззи», Евграф тоже его потом принимал и очень смешно острил про африканские страсти и еще что-то по-английски, не помню, я в школе учила немецкий). На Игоря таблетки действовали странно. Он долго изучал упаковку, очень мудрено толковал о какой-то, что ли, суперэрекции, уверял, что открыл настоящее назначение таблеток и как их принимать, по какой-то формуле 3–7-11, которая гарантировала, как он выражался, от «опоздания на празднество Расина». (Я сейчас посмотрела в БСЭ, там сказано, что трагедии Расина посвящены торжеству долга над любовью; теперь понятно.) В общем, я стала все чаще видеться с Евграфом, и по окончаниии месячного траура вышла за него. До самой его смерти мы были очень счастливы.
Далее следовал «Дневник Игоря З.», аккуратно отпечатанный на компьютере, и профессор узнал темный, сбивчивый и несколько вялый синтаксис своего несчастного кузена.
«1-я ночь
Тройной галлюциноген действует, как часы: я опять здесь. Спешу зафиксировать все, хотя бы бегло. Успехи техники феноменальные. Для записей буду пользоваться портативным дрим-рекордером (гипнографом), имеющим два режима работы: на словесное резюме потока сознания или на полную видеограмму. Видео берет больше энергии, в решающий момент батареек может не хватить, поэтому выбираю абстрактор.
Последняя сенсация здесь — программа комплексного воскрешения гениев. Подтвердилось, что подлинный художник бессмертен. Гениальное стихотворение содержит столь богатую информацию, что по ней можно вернуть к жизни всего автора целиком, причем с абсолютной однозначностью. То есть, какой текст данного поэта ни подай на вход, на выходе получается всегда один и тот же человек (чем, кстати, доказывается гипотеза об уникальности поэтической личности). Возраст определяется датой написания.
Кстати, как торжествующе объявил мой новый знакомый Док, правы-таки оказались философские реалисты, а не номиналисты (или материалисты-мистики вроде Федорова) — ресуррекция производится не по молекулам, а по битам информации. Я в общем согласился с ним, но подчеркнул, что центр тяжести онтологического доказательства удалось перенести с бытия Божия на бессмертие поэта: совершенные стихи работают как авторепродуцентный генетический отпечаток, то есть, по определению, включают в число своих предикатов и квантор существования. В такой форме онтологический аргумент, несомненно, приняли бы не только св. Ансельм и его последователи (Декарт, Гегель), но и критики (Фома Аквинский, Кант и даже исторические материалисты).
Что касается технической реализации, то до нее еще очень далеко, хотя принципиальные проблемы в основном разрешены. Семиотический, генетический, молекулярный и биохимический компоненты, управляемые единым гиперкомпьютером, будут питаться от мощной сети синхрофазотронов, способных создать достаточно интенсивное креаполе. Пока что ведутся тесты по компонентам. Так, с помощью семиотической программы удалось получить почти точный клон стихов «Я помню чудное мгновенье…» (в опытных целях его предварительно исключили из машинного корпуса пушкинских текстов). На сравнительно банальном образце пробу сделали сознательно, ввиду ограниченных возможностей изолированного прогона. Но результаты многообещающие; не вышел только финальный сдвиг рифмы (вместо вновь — любовь программа выдала мои — любви, скопировав из IV строфы) и, конечно, почерк, для которого необходимо полное воссоздание личности. Но даже и в стандартном принте и без финального эффекта первый блин смотрелся неплохо.