"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг

вполне вписывалась в биологические установки на «выкорчевывание сорняков», «прополку нашего

социалистического огорода», которыми изобиловали передовицы советских газет.

Борьба с эпидемией шпионажа и вредительства требовала не только оперативных и жестких мер, но и

отодвигала на второй план вопрос о личной вине. Зараженный вирусом человек может быть и не виноват в

этом, однако он является носителем угрозы. Какой — в соответствии с принципом «экономии сил»

сотрудники НКВД определяли, отталкиваясь от биографических данных и круга знакомых того или иного

человека. Выходцев из Германии легче всего было об

237 Последний вопрос был задан следователем функционеру КПГ в округе Гессен-Франкфурт Якобу Рабелю.

141

винить в шпионаже, здесь требовалось либо признание самой жертвы, либо компрометирующие показания

ее знакомых.

1. Шпионаж

Если посмотреть статистику расстрелянных на Бутовском полигоне по обвинению в шпионаже, то окажется, что «германских шпионов» среди них несравненно больше, нежели выходцев из Германии или этнических

немцев. Это нетрудно объяснить — Третий рейх считался самым вероятным противником СССР в будущей

войне, кроме того, сказывалась германофобия, порожденная войной минувшей. Однако формально-

бюрократический подход при проведении «национальных операций» привел к тому, что среди их жертв

агентов польской разведки оказалось в два с половиной раза больше, нежели германской238.

Вычленить и назвать точное число «шпионов» в нашей базе данных не представляется возможным —

слишком многим навешивали в обвинительных заключениях комплексные ярлыки: «член контрре-

волюционной шпионско-диверсионной организации» и т. п. Однако не будет преувеличением сказать, что в

подавляющем большинстве изученных АСД, закончившихся приговором в период проведения массовых

операций, шпионаж обязательно присутствует. Лишь после ноября 1938 г. в ходе осторожного пересмотра

немецких дел происходила переквалификация шпионского параграфа печально известной пятьдесят восьмой

статьи (58-6) на более легкое обвинение в антисоветской агитации (58-10, часть 1).

Буквально по пальцам можно пересчитать случаи, когда выходцы из Германии обвинялись в шпионаже в

пользу третьих стран — Японии, Польши. Врач Всесоюзного института эпидемиологии Вальтер Домке,

прибывший в Москву через Париж, признался уже на первом допросе, что завербован французской

контрразведкой. Впрочем, уже через пять дней его «поправили» и записали в агенты гестапо. То же самое, хотя и не сразу, произошло с редактором ДЦЦ Гансом Блохом. Он бежал из Германии в Голландию, и потому

в материалах предварительного следствия, которое вело Советское райотделение НКВД, признался, что был

завербован голландской разведкой. После пере

' Подсчитано на основе статистики по всему СССР: за шпионаж в пользу Польши было репрессировано 38,5 %, в пользу

Германии - 14,8 % арестованных в 1937-1938 гг. Затем шли такие страны, как Латвия, Румыния, Финляндия, явно не

претендовавшие на роль «великих держав» (Denninghaus V. Op. cit. S. 568).

142

дачи Блоха на Лубянку и присоединения к «антикоминтерновскому блоку» его переписали в агенты гестапо, а затем — в члены контрреволюционной троцкистской организации.

Ключевым моментом в ходе конструирования «шпионских сетей» выступала вербовка, подразумевавшая

прямой контакт обвиняемого с агентами германской полиции или гестапо. Направление следственных

действий было задано свыше, в газетной передовице «О некоторых коварных приемах вербовочной работы

иностранных разведок» говорилось буквально следующее: «Известно, что почти все лица, получающие

разрешение на выезд из Германии, обязаны предварительно явиться во внешнеполитический отдел

национал-социалистской партии, где преобладающее большинство из них получают разведывательные

задания»239.

В результате такого взаимодействия получался шпион первой категории, который исполнял роль резидента

по отношению к тем немцам, кто был завербован им уже в СССР. В нескольких десятках дел эта роль

отводилась сотрудникам германского посольства. Чем детальнее в материалах следствия раскрывались

обстоятельства вербовки, тем больше она напоминала аналогичную процедуру, которая использовалась в

органах госбезопасности для набора добровольных помощников. Следователям НКВД, хорошо знакомым с

масштабами проникновения «сексотов» во все сферы общественной жизни сталинской России, казалось

совершенно естественным, что по таким же правилам должна быть организована деятельность

политической полиции и за рубежом.

Механизм вербовки шпионов в Германии, представленный в АСД, сводился к двум основным вариантам.