Ну и жуткая музыка!

Этим вечером, заходя в лифт, он был выжат не так сильно и на его лицо даже пробиралась улыбка. То ли это просто губы подёргивались.

Снова так вышло, что ехали они вдвоём с крупной женщиной, и он как раз разглядывал решётку динамика, словно пытаясь увидеть в ней того, кто выбирал такую музыку и громкость, когда она спросила:

— Ты в этом году отпуск брал?

— Неа.

— Выглядишь так себе. Лучше возьми, пока крыша не поехала.

— Та не выспался просто, — улыбнулся он ей.

Она прищурилась, от чего её глаза вкатились обратно в череп, но затем продолжила смотреть на двери лифта в тишине.

В этот раз, покинув автобус, он не шёл домой, а бежал вместе с холодным ветром пасмурной осени, не обращая внимания на взгляды старушек, которые подобно воронам заняли каждую плоскость в деревне и теперь весь вечер будут говорить об этом мифическом звере, «человеке спешащем».

Он распахнул калитку, пролетел двор и запрыгнул в дом так, словно только что вспомнил о включенном утюге, с улыбкой облегчения обнаружив девушку в почти сияющем белом платье, читающую газету за столом.

— Я хотела приготовить ужин к твоему приходу, — сказала она, подтолкнув пустую тарелку, — но из ингредиентов в холодильнике получилось только вот это.

Немного покраснев, он вышёл за дверь и поднял голову навстречу моросящему дождю. На его глазах порыв ветра сорвал последние жёлтые листочки с деревьев у дома и унёс их в своих холодных руках.

Он опустил взгляд на листву, укрывшую двор жёлто-красным ковром, но махнул на грабли рукой и пошёл в сарай за яйцами, из которых приготовил яичницу на троих.

— Ты тут не голодала? — спросил он за едой.

— Я всё равно собиралась по деревне пройтись, а многие старушки всегда рады пригласить на пирожок-другой благодарную слушательницу их бессчётных историй. И видел бы ты, как они расцветают от похвалы.

— Это теперь вся деревня будет говорить, что у меня появилась девушка, да? — цокнул он языком. — Хотя я был бы рад, будь это правдой. Жаль, что ты такая свободолюбивая птичка.

— Может, однажды я налетаюсь, но не жди этого момента, живи.

Он лишь покачал головой.

Вся вторая ночь пролетела мимо за несколькими кружками чая. В этот пасмурный день даже луна не выглядывала из своего дома в облаках, но им хватало сияющих улыбок друг друга и свечи на столе. А с рассветом ей пришлось проводить его в постель довольно крепкими пенделями по щуплой заднице.

— Останься ещё хоть на один день, пожалуйста, — попросил он.

— У меня такое чувство, что в этот раз я останусь с тобой навсегда, — ответила она.

— Ну да, ну да.

Вновь проснувшись незадолго до будильника, он первым делом приподнялся с кровати и взглянул за край. Она всё ещё спала рядом, застелив деревянный пол одной лишь простынью, и улыбалась во сне.

Он тихо поднялся и прошёл на кухню, приготовил на завтрак кашу, и поспешил на работу раньше, чем она проснулась.

Обычно, в автобусе улыбался один только он, будто пытался разогнать хмурые тучи, нависшие над головами остальных, но в этот раз ему отвечали взаимностью все. Он даже проверил, не испачкался ли в чём-то. Будто сегодня наконец рак на горе свистнул и вся страна разом вспомнила, что умеет улыбаться.

В этот день он поднимался в лифте один, но даже на работе все улыбались, принимая его рукопожатия, и голоса людей стали казаться ему не тленными и серьёзными как музыка на похоронах, но уверенными и обнадёживающими как солнце, просвечивающее сквозь море облаков.

Чуть ли не впервые за всё время работы, он сам без труда находил идеальные ответы звонившим, и даже шутника парой наводящих фраз заставил подумать над своей жизнью. А когда ему вновь, третий день подряд, попался скромняшка, то тихо рассмеялся.

И это был тот самый человек, которого он уже узнавал по тяжёлому дыханию, однако теперь звуком на фоне снова стали спешные шаги.

Потом они остановились, послышался тихий щелчок кнопки и скрип задвигающихся дверей, а через мгновение начала хрипеть музыка, немного напоминающая стоны привидений, решивших сыграть на мелодичных тросах, поскрипеть пружинами, ну и потормошить банкой с гвоздями, куда же без неё.

Он сбросил с себя наушники и помчался к лифту, ловя странные взгляды то ли улыбающихся, то ли скалящихся коллег, и подлетел к самым его дверям.

Лифт двигался. Он слышал это не только по стонам тросов, но и по приближающемуся завыванию музыки.

Его сердце колотилось, глаза то смотрели на дверь, то судорожно метались по сторонам, останавливаясь на каждом остром и тяжёлом предмете.

Вот тросы прекратили стонать. Вой музыки сменился хрипом, хрип сменился тишиной. Двери медленно открылись и из него вышла крупная дама.

— Что-то случилось? — нахмурилась она, разглядывая его широко раскрытые глаза.

— Эээ, да не, видимо не только в нашем лифте такую музыку поставили, — покраснел парень и вдруг засмеялся. Он смеялся долго, хохотал, держась за живот и стирая слёзы, пока она молча наблюдала за ним.

Когда он наконец закончил и забубнил, будто сочиняя какое-то оправдание из одних только гласных, она положила ему на плечо руку и устало сказала: