То, что участники в основном с Восточного побережья, не удивляло, так как ежегодно проводилось четыре такие конференции, все в разных частях страны. Но столько закадычных друзей Харрисона в одном месте… Это заставило Джона задуматься, не происходит ли здесь еще чего-нибудь, кроме обычной интеллектуальной конференции. Может, людей вроде него используют в качестве прикрытия, а тем временем совершается то, о чем Харрисон не хочет говорить газетчикам раньше времени?
Он должен изучить список, который достала Джейн, и сверить имена с записями в своем ноутбуке.
Джейн нагнулась за ракушкой, нахмурилась и бросила ее, увидев, что та сломана.
— Здесь славно, да?
— Мне казалось, тебе не нравится это слово, — Джон осознал, что, думая о Харрисоне и его дружках, любовался тем, как солнце зажигает золотые искры в волосах Джейн.
— Точно. Надо придумать другое.
— Знаешь, мне нравятся твои волосы, — произнес он, удивив самого себя. — Наверное, все дело в солнце?
— Нет. Дело в Ангеле — моем новом парикмахере. На самом деле у меня волосы мышиного цвета, — она вздохнула, провела рукой по волосам. — Боже, как хорошо быть честной. То есть чувствуешь себя хорошо. Я понимаю, почему ты не вынес этого чудачества, Джон. Я не выдерживаю ломтиков.
— Ломтиков?
— Неважно. Ты расскажешь, почему поперхнулся, когда я назвала имя издателя? Какого-то Брюстера, да?
Ладно, пора оседлать своего верного скакуна и еще разок съездить во Врунландию. Он смешает щепотку неловкой правды с выдумкой, и она ни за что не догадается.
— Генри Брюстер, точно. Как раз ему я предлагал мою первую и пока единственную книгу, после того как окончил колледж. Он сказал, что она тусклая. Славно, да?
— Я начинаю и вправду ненавидеть слово «славный» , — сказала Джейн, отскочив от высокой волны. — А о чем эта книга? На какую тему?
— Роман. Помнишь «Историю любви»? Ее написал профессор. Не помню, кто написал «Мосты графства Мэдисон», но это неважно. Их обоих опубликовали. А меня — нет.
— Ты… ты написал любовный роман? Он подавил улыбку.
— Не смотри так. Шекспир тоже писал о любви.
— Ладно, больше не лезу. Видимо, это у тебя больное место.
— Это все еще достает меня… терзает. Было все как положено. Несчастные любовники, множество образных средств, поучительный конец.
— Поучительный? Ненавижу поучения. И это называется любовный роман?
— Ну, кому-то понравилось, — сказал Джон, отбрасывая волосы с глаз.
— Мне бы не понравилось. Если я захочу почитать любовный роман, то пусть у него будет счастливый конец. Если я захочу поплакать, то возьму «Освободите Вилли».
— Но там ведь счастливый конец. Кита освободили.
— Именно. Мне нравятся счастливые слезы. Но я не хочу тратить время и эмоции на то, чтобы привязаться к людям, которые заставят меня проливать грустные слезы.
— Даже не буду пытаться это понять. — Джон развернулся, потянув ее за собой, и двинулся к отелю. — Черт, какой-то бродяга роется в наших вещах.
— Да? Где? О, вижу. Это не бродяга, Джон, это…
— Бродяга. В грязной шинели и военных ботинках. Можешь записать себе. Это не биржевой брокер. Это бродяга. Скорее всего, он хочет подчистить твои «морские конфеты».
— Ну, если он голоден…
— Эй, приятель! — крикнул Джон. — Проходи мимо!
Бродяга поднял глаза, улыбнулся, помахал рукой и потащился прочь.
— Теперь ты доволен? Я не против, если бы он взял конфету.
— Правда? В следующий раз оставь с туфлями и бумажник, тогда у тебя действительно появится новый друг.
— Ты считаешь себя остроумным, но это не так.
— Чудесное местечко, да? — заметил Джон, сменив тему. Он смотрел на длинный четырехэтажный отель, который возвышался у пляжа. — Но и не совсем «Хэлмсли-Пэлас». Интересно, долго ли продержатся эти шишки, прежде чем начнут пропускать неофициальные обеды и требовать круглосуточного обслуживания в номерах.
— Тебе кто-нибудь говорил, что ты циник, Джон? — спросила Джейн, подобрав сандалии.
— Слухи ходили, — согласился тот.
Она держалась за него, отряхивая ноги от сухого песка, потом сунула их в сандалии.
— Удивительно, что нет рекламных щитов, — сообщила Джейн, очищая руки от песка. Джон надел ботинки, поднял коробку конфет и остальные вещи. — И ты помогаешь формировать молодые умы. Много же от тебя толку.
— Это ты формируешь молодые умы, Джейн, — улыбнулся он. — Ко мне они приходят, когда думают, что знают все. А я открываю им глаза.
— Может быть. Но ты все равно циник. Например, сенатор Харрисон показался мне очень милым человеком.
— Который раздевал тебя глазами, — напомнил Джон ей и себе… Хорошего настроения, которое только начало появляться, как не бывало. — Будь осторожна, Джейн. Не дай ему зажать себя в темном углу.
— Ради бога! Сенатору?
Ладно, хорошее настроение вернулось.
— В какой теплице тебя растили? — он наклонился и посмотрел ей в глаза. — Конечно, сенатору. И, возможно, управляющему, и телеведущему, и всем остальным. Они могущественные люди, Джейн. Секс, деньги, влияние — все это приходит с властью. А могущественные люди не считают, что им нужно играть по правилам. В основном, к сожалению, и не играют.
Джейн склонила голову набок и вздохнула.