Ну ты же мужчина!, или МеЖполовые парадоксы

А теперь вдумайтесь: Таня на что-то в этой жизни рассчитывает. Таня хочет уважения/признания, не последнего места в обществе. Таня хочет мужика, Таня хочет хорошего толкового мужа для создания добротной семьи. Таня хочет достатка и благоденствия. Единственное, чего Таня не хочет, это задуматься, а достойна ли она всего этого. Живет и мыслит ли она так, чтобы претендовать на все это. Я люблю пофантазировать, без фантазий мир вокруг съеживается до размеров туалета. Давайте пофантазируем вместе. Давайте представим Таню при коммунизме, при коммунизме в широчайшем значении данного слова. Это не просто общественная формация, это Вселенная, где нарушены все главные законы развития: энергия не рассеивается, а только накапливается, материальные объекты создать гораздо проще, чем уничтожить, а все двигатели исключительно вечные. Ах да, еще один момент: для всего этого ничего не надо делать, ничто из вышеуказанного не требует затрат и усилий. От человека в этой Вселенной требуется единственное — максимально эффективно потреблять и расходовать сыплющиеся сверху блага. Такой вот однобокий коммунизм; что-то типа рая. Что бы она делала в таком мире? Отвечаю: она бы его уничтожила. Жить достойно, широко и сильно надо уметь. Это требует особого сознания, особого полета, это требует креативности, в конце концов. Плебейский, захлебывающийся сам в себе ум не справится с такой задачей. Для этого надо быть внутренне богаче, для этого надо быть хотя бы немножко творцом и преобразователем, нравственно и ментально дорасти до уровня, вытащить себя за скальп из трясины, как барон Мюнхгаузен. Быть адекватным надо, вот что! Латинское «adaequatus» означает именно «приравненный», «соразмерный», «соотносимый». Если и был на Земле Золотой Век, то загубили его такие вот Тани. Ими двигало желание хапать, но они со своим скудоумием не знали, что с этим делать и как распорядиться нахапанным. Они не были адекватны своим аппетитам. Совершенный изобилующий мир разорвало, как выхлопную трубу, забитую картофелиной. Рай был по халатности разрушен, а замашки остались те же. Нытье, претензии и жалобы на судьбу-злодейку раздаются то тут, то там. Скажите, вы хоть раз встречали безвольного, слабого человека, который бы честно признал: «Я живу ровно настолько хорошо, насколько заслужил своей головой»? Я — нет. Исключение составляют знакомые мне деревенские жители, опустившиеся до состояния сивушной комы. Они так напрямую и заявляют: работать не хотим, денег не хотим, жить лучше не хотим, а на стакан самогона при любом строе наскребем. И их все устраивает. Но это единичные случаи, это редчайшие ископаемые, которые так и остались в раю, ибо рай неизбывно у них в душе.

С тех пор как я стал активно узнавать людей и присматриваться к тем, кто меня окружает в этой жизни, я засыпаю с просьбой к небу: «Лишь бы не было войны». Мирное время худо-бедно стерпит глупость, переварит, спустит на тормозах. Но мне страшно подумать, что будет, случись война или вообще какая-нибудь катастрофа. В экстремальных, пограничных ситуациях в зависимость от идиотизма и тупости попадут чьи-то жизни, иногда исчисляемые тысячами. В мирное время от глупых людей вред чаще абстрактен, не фатален, но в ситуациях «или-или» чья-то недалекость соберет жуткий кровавый урожай.

Ира вертит в руках коробок спичек.

— О! А хочешь, я погадаю? — осеняет ее ни с того, ни с сего.

— Изволь, Ирочка, погадай, — не возражаю я. — На что гадать будем? На изменение индекса РТС?

— На меня и тебя.

— А поконкретнее?

— На то, кто к кому питает больше симпатии.

Ира извлекает из коробка две спички. Втыкает их в щель между внешним каркасом и выдвижной частью. Спички торчат чуткими антеннами, розовея головками.

— Вот эта, — Ира указывает на ближнюю ко мне спичку, — ты. А вот эта — я.

— Похоже.

— Что?

— Я говорю, похоже на нас. Только в такой же степени деревянные люди могут относиться к гаданиям серьезно.

С непроницаемым лицом, как физик-ядерщик в лаборатории, Ира запаливает обе спички. Огонь брызгает двумя серными минифейерверками, а потом лениво сползает по спичкам, то едва теплясь, то вспухая маленькими волнами. Спичка, ассоциируемая с Ирой, начинает своей выжженной частью скрючиваться в сторону моей спички, которая сохраняет строгую устремленность в потолок. Комочки пламени, достигнув коробка, издыхают. Ирин спичечный индикатор после выгорания сильно повело в сторону моего, что особенно заметно на фоне сохраненной прямизны последнего.

— Ой, — озадаченно роняет Ирочка. — Тут получается, что ты мне симпатичен больше, чем я тебе.

Ее лицо растерянно. Спички торчат обугленными рогульками из коробка. Но так быть не должно, так быть не может! С какой это стати я ему нравлюсь меньше, чем он мне? Эксперимент считать неудачным и нерепрезентативным!

Я-то прекрасно понимаю, что ее Приоритет Противодействия жаждет незамедлительной сатисфакции, и ради интереса бросаю спасательный круг.

— Ирочка, а ты вообще в это веришь?

— А? Ой, да ну что ты! — Она машет на меня рукой и облегченно смеется. — Это же несерьезно. Так, забавы ради.