Ну ты же мужчина!, или МеЖполовые парадоксы

Наверное, пора заносить в реестр новый вид урбанистической фобии — боязнь мостов, эстакад и прочих виадуков. Настя пришла почти в бешенство от предложенного мной варианта преодоления реки, и это, думаю, неспроста. Когда мне было лет одиннадцать и мы с папой ездили на канал имени Москвы на зимнюю рыбалку, я видел странную собаку. На припорошенном снегом льду у лунок сидело множество рыбаков. Некоторые из них были в компании четвероногих друзей. Псины спокойно ходили, играли выловленными ершами, валялись в снегу, метили торосы. Но эта! Эта собака, как только ее хозяин сделал первый шаг на лед, резко затормозила, потом попятилась, а потом, видя, что хозяин удаляется от берега, завыла, запричитала и заскакала по откосу, как безумная. И тут я понял, что собака не воспринимает лед, как твердое тело. Она, очевидно, помнила, что летом тут была вода, и не могла взять в толк, как теперь по воде можно идти, словно посуху. Она почувствовала, что тут какой-то опасный подвох, что надежность льда — мираж, иллюзия, которая в любой момент рассыплется и погубит поддавшихся ей. Судя по всему, Настя испытывала схожий диссонанс. Искусственность и хлипкость такой конструкции, как мост (не важно, что простоявший три века), не вызывала у нее доверия, порождала интуитивный протест. Но нет предела человеческому мужеству! И мы все-таки сделали это — прошли после некоторых препирательств по Большому каменному и каким-то парадоксальным образом добрались до другого берега невредимыми.

И автоматически оказались на острове. Да, на острове, ведь от Замоскворечья нас отделял еще и Водоотводный канал с фонтанчиками, ресторанчиками-поплавками и — о, ужас! — Малым каменным мостом. Не успели мы поменять подгузники после предыдущего подвига, как Настя вновь готовилась подавать иск в Страсбургский суд, ибо так просто спускать мне мои наглые замашки с форсированием водных преград она была не намерена.

— Опять?! Кирилл, ты че — издеваешься?! Я сейчас просто развернусь и уйду. Сам гуляй по своим мостам.

— Ну что ж, персональный паром ждет тебя. Ах, да, у тебя же персональный вертолет, как это я мог забыть?.. Мосты — не твой стиль.

Так или иначе, мы преодолели Рубикон Водоотводного канала, и снова счастливая звезда озаряла наш опасный путь. На Большой Земле, за Третьяковской галереей, нас ждал миленький скверик на пересечении Лаврушинского и Большого Толмачевского переулков. Мы даже умудрились найти там свободные полскамейки, что, несомненно, было ниспосланной небом благодатью для двух путников, вкусивших нечеловеческих трудностей на лихой тропе. Но Настя не оценила подарка судьбы. Мы провели в релаксации не более десяти минут, когда она сказала:

— Все, хорош, пошли.

— Что такое, Настенька? Что на этот раз?

— Тут слишком замкнутое пространство, реально давит.

Я сидел, задумчиво покусывал дужку солнцезащитных очков и открывал в себе новые грани. Странно было чувствовать, как в тебе так близко могут уживаться злость и любопытство. Всю эту тошнотворную буффонаду ^[9]можно было прекратить час назад, пожелав клоунессе Насте всяческих благ еще в районе Лубянки, но что-то мне подсказывало, что надо дождаться кульминационной сцены, дабы люди будущего доподлинно знали, от кого они имеют честь происходить и какие извращения порой сбивали поступательный ход эволюции разума на Земле. Я остался. Я хотел кульминации.

Нас выдавило теснотой пространства прямо на Пятницкую. Потом мы немного попетляли по переулкам, пока наконец Настя не заявила, что не отказалась бы испить освежающего «Мохито». Мы замкнули небольшой круг, оказались снова на Пятницкой и прочитали на вывеске невысокого здания: «Глясе». А почему бы и нет?.. Внутри было свежо, сумрачно и как-то очень глянцево. Редкие посетители сидели за столиками, персонал откровенно скучал, а диджей копошился в своем вертушечном хозяйстве, настраивая аппаратуру для ночного перфоманса. Мы плюхнулись на диван. Настя погрузилась в изучение меню, а я просто упивался свежестью обстановки и не понимал, как же это раньше я проходил мимо, не заглядывая. Вынужден признаться, я очень падок на «космичность» интерьера. Оказываясь в помещении, где все испускает и отражает свет — столешницы из зеркального стекла, пластиковые панели на стенах, стробоскопы под потолком и притопленные в стены плафончики, — я испытываю футуристический восторг, напоминающий тот, что пионеры восьмидесятых испытывали при просмотре фильма «Гостья из будущего». Приятно в такой обстановке побалдеть полулежа с чем-то пестро-сахарным в бокале и помечтать о собственном студио в стиле хай-тек где-то на сороковом этаже где-нибудь на живописных холмах между Мичуринским и Вернадского…

— Ну как? Определилась? — вернулся я к своей спутнице.

Настя промолчала, окинула взглядом кафе, положила меню на столик и произнесла вдруг:

— Уйдем отсюда.

Меня не стало.

Я испустил дух легким облачком и развеялся муссонами. Я целиком переродился в один большой и изогнутый «Почему?»

— Потому что тут стулья железные, — ответила она и взяла в руки сумочку.