Ну ты же мужчина!, или МеЖполовые парадоксы

— Но если ты своего будущего мужа встретишь как раз в метро? В ситуации, которая была для твоей мамы и для тебя самым невероятным сценарием? А потом будешь с ним счастлива, несмотря на отступление от правил? Что? Ты и тогда будешь продолжать эту фамильную идеологическую линию? Или, наконец, одумаешься?

Воспитанные джентльмены так с дамами не поступают. «В спорах они предвидят ситуации, где женщина может почувствовать себя неуклюже, и обходят их», — почти цитирую одну свою знакомую. Марта растерялась, утратила равновесие, ноги ее стали стремительно разъезжаться на льду. Путы натянулись и затрещали.

— Нет, ну если та-а-ак… Если с э-э-этой точки зрения… То тогда-а-а… наверное, не буду…

Мужики, ну хоть кто-нибудь, познакомьтесь с ней в метро и потом создайте с ней семью, а? Ну пожалуйста. На кону — свобода сознания еще не рожденного человека. В одиночку Марта никогда не преодолеет этот барьер, ее нужно подсадить.

И с этих страниц мы с Филиппом орем до срыва связок в лицо каждой, кто еще не понял своей ответственности перед собой же:

— Женщина, вокруг тебя достаточно мужиков, что готовы помочь перелезть через барьер! Любой из них подставит плечи тебе под ноги, ничего — куртка отстирается! Но только ты не бойся высоты.

А потом мы с ней обсуждали «телефонное право». Нет, не то, что сложилось в нашей судебной системе, а то, что применяется в межполовых отношениях. Я вообще подозреваю, что помимо телефонных кодов по географическому признаку есть еще и коды по гендерному. Девочкам с рождения присваивается нулевой код, прямой номер, а мальчикам — какая-то межгалактической длины цифирь, набор которой занимает несколько дней. Вот поэтому, парень, твой звонок раздастся на ее телефоне сразу, как ты захочешь ее услышать, верно? Верно. А она позвонит тебе по своей инициативе только через неделю. Вернее, дозвонится. Уйму времени отнимет набор мужского кода. Отнесись к этому с пониманием.

— Кстати, Марусь, а почему ты сама мне никогда не звонишь?

— Я просто еще не привыкла к тебе.

— Не привыкнув ко мне, ты держишь сейчас меня за руку, но зато звонить не можешь. Мистика!

— Да, вот такие мы, женщины, загадочные.

О-о, ням-ням, это мое любимое лакомство! Вот оно снова ароматно дымится передо мной, поданное на роскошном блюде самодовольства и приправленное апломбом. Шельмовка, ты определенно знаешь, как меня охмурить! Вот только все стандартные деликатесы женского меню я выучил почти наизусть… Могу уже говорить за двоих разными голосами.

— А если представить период твоей адаптации ко мне в виде отрезка? — Я провел пальцем от изгиба ее бедра до колена. Отрезок этот был пленительно длинным и геометрически безукоризненным. Красивая она девчонка, черт возьми, но… веревки, веревки, веревки!

— Ну и? — заинтересовалась Марта.

— Вот и покажи мне, где мы условно сейчас находимся. Ткни пальчиком.

И был я одарен еще одним дивным агатом в свой ларец с самоцветами. Марта задумалась на секунду, занесла руку над бедром, тщательно прицелилась, приземлила палец точно посредине наглядного отрезка… а потом откатила его назад к основанию ноги! И из одной второй отрезка махом получилась одна третья!

Ух, и ржал же я тогда, мама-миа. Классика, классика!

— Что, Марусь, хватила лишку? Указала точку, а потом испугалась, что программа привыкания выполнена аж наполовину? А ведь нельзя привыкать так быстро, не правда ли?

— Ой, ну я же просто промахнулась. А ты и рад меня опять в тупик загнать.

Женщины, вы обожаете процесс прицеливания во всех смыслах. Щуритесь до рези в глазу, задерживаете дыхание до гипоксии^[52], долго переминаетесь, выбирая оптимальную стойку. Но чем дольше целишься, тем больше шансов промазать. Вы дожидаетесь идеальной фиксации руки, чтобы потом резко пальнуть, когда надо делать наоборот: целик и мушка тихонько плавают на фоне «десятки», а палец медленно, но неуклонно давит на спусковой крючок.

И тогда — бах! — порядок. Аккуратно и интеллигентно.

Мы ходили с Филиппом по бутовским раздольям, где, слава всевышнему, пока нет глухих тупиков. Гуляли, петляли по дорожкам около пруда. Я рассказывал ему про мою Марусю, и… и до чего упоителен был воздух наших почти подмосковных краев в тот вечер! Ни зла, ни обиды, ни даже ссадин на самолюбии не удержалось в моей душе, омываемой первым тонким сентябрем. Только желание тепло обнять и дать мир этому трогательному незадачливому комочку — Марусе. Молча. Без всех моих сыпучих и беспомощных слов.