Можно не вступать в пререкания с недовольной рожей, выдувающей пузыри, и пройти мимо, но где гарантия того, что наши дети не встретятся в будущем с ее отпрысками, которые от матери впитают вседозволенность хамства. Конечно, вероятность того, что она, попрекаемая нами, скажет себе «стоп», ничтожна мала, но огонь веры в то, что бабища, увидев решительный отпор своей наглости, поостережется и далее являть миру свои выкрутасы, необходимо поддерживать. А кто это будет делать, как не мы с вами?!
Вам кажется, что я драматизирую и копаю слишком глубоко?
Но ведь пока моя лопата цела.
Мы почему-то уверены, что женщины, ознакомившись с нашими страницами, обнаружат в себе живейший интерес посмотреть на тех, кто станет нашими женами или постоянными подругами. Более того, они бы с утроенным рвением искали в них все то, что мы высмеяли и осудили. И найдя хоть один из симптомов, радостно бы возвестили: «Ага-а-а! А у самих-то!». Не спорим, не спорим, не спорим… Любовь — явление своенравное, с непрогнозируемыми взглядами на человеческие планы. Может быть, втайне боясь ее непредсказуемых капризов, мы на всякий случай и дезинфицируем сердца коктейлем из рационализма и желчи. Может быть. Перечитывая части книги в процессе создания единого целого, мы часто ловили себя на ощущении какого-то мерзковатого осадка в душе. Будто только что пообщался с занудливой и склочной базарной бабой. Или увидел, как кто-то дотошный упоенно изливается в жалобную книгу, не щадя чернил и едко лыбясь. Определенно, местами от написанного нами явно тянет шакальим душком. Но, повторю, это всего лишь стиль — кстати, весьма модный в наше время. К сожалению, пост-имперское разочарование начала девяностых очень сильно тронуло наши сердца тлением безразличия, ржой злобы и опустошенности. Стало вдруг стыдно быть искренним и восторженным, почти как обмочиться прилюдно. Очень многие важные вещи теперь приходится протаскивать через дамбы сознания в ярких капсулах цинизма и — еще одно модное словцо — трэша, иначе современность тебя просто выплюнет, едва попробовав на вкус. В моде памфлеты на базарном наречии — так, чтобы громко и со слюнями. Хорошо, мы принимаем правила игры. Мы пока еще их принимаем… Мы согласны гадить и поносить (ударение ставьте по вкусу), если нынче это так престижно. Но мы просим вас вслушаться в суть, призадуматься наедине с собой и задать себе один-един-ственный чертов вопрос: неужели не может быть иначе? Неужели вас самих все это никогда не задевало? Акцентируя внимание на женщинах и их странных поступках, мы никогда не теряли из виду двоякости картины. Мы лишь отметили наиболее конфликтные точки мужского и женского соприкосновения, работать над которыми надо только вместе. Если чуть-чуть раздвинуть сектор обзора, станет ясно, что эта проблема несводима к комнатным междоусобицам, это не просто мещанские рекриминации[62]
а-ля «бабы дуры — мужики козлы», это — лишь одно из щупалец спрута, гнездившегося в нас всю нашу историю. Ментальная червоточина тянется с тех самых пор, когда новгородцы, не справившись с администрированием и урегулированием внутренних распрей, пригласили экспата Рюрика верховодить. Она сквозит через века постпетровского подражания Западу и до наших дней еще доминирующего совка как психологического феномена. Мы заложники массовой апатии и чужого мнения. Мы не можем без этого. Мы изнываем по авторитетам, чтобы не дерзать самим. Выбиваясь из колеи, мы глохнем. Нам страшно даже спросить себя: «А лично мне это нравится? А лично мне это подходит? А лично я играю тут какую-то самостийную роль?» Настало время осознать, что каждый — сам по себе полноправная часть истории, творец новых событий, пусть малых, а не носитель унаследованных вериг. Не могу не привести одну цитату из статьи И. Руденко о выдающемся тяжелоатлете Юрии Власове: «Мучит противоречие: мы все чаще, все громче, все энергичнее говорим об изменении окружающей нас жизни — и это так долгожданно; все плодотворнее мечтаем о создании таких обстоятельств, при которых человеку стало бы выгодно, да, именно так мы говорим, быть сильным, честным и умным — и это тоже верно; и вместе с тем что-то противится и бунтует во мне — а что же он сам, человек? Человек — чело века. Неужто чело — только слепок, следствие, производное, лишь век воспроизводящая реплика? <…> Будем же бунтовать против того, что мы лишь слепок, следствие, производное века!»Все, что нас откровенно бесит, не поддается и никогда поддастся одностороннему усилию, но требует встречных действий и найдет, как говорил академик Сахаров, «синтетическое разрешение на новом витке развития».
Мне не дает покоя одна книга. На протяжении вот уже четырнадцати лет я то и дело достаю ее с полки и перечитываю, перечитываю… Н. ет, не полностью, а набегами на самые любимые страницы. Похоже на алкоголика, который на автопилоте следует от одного любимого кабака к другому, используя одну лишь моторную память.