Ну, здравствуй, Герой! (СИ)

Девушка молча кивнула и оттолкнула от себя свою противницу на пару шагов, не выпуская её из поля зрения. Та агрессивно на неё зыркнула, но напасть не решилась. Я пожал плечами, равнодушно развернулся и потопал в направлении туалета. Всё равно, я тут уже больше ничего не решал. Без меня порешают…

***

Глава 22

***

Театр начинается с вешалки. И продолжается вплоть до уборной. Здесь не театр. Здесь — Дворец. Но принцип тот же. То есть, уборная тут была обустроена по высшему уровню: красный бархат, белый мрамор, ковры, люстры, белый фаянс. А вместо тесных узких кабинок целые небольшие комнаты с зеркалом, раковиной, собственно унитазом вполне современного мне вида, с биде, с белыми полотенцами, висящими на вешалке возле раковины… красота! Роскошь! В таких вот «кабинетах» не нужду справлять, а с дамами уединяться…

Ну, видимо, и уединяются, если судить по некоторым приглушенным стенами и драпировками звукам, что были слышны по пути сюда из пары соседних «кабинетов».

Да и сам я… был не один.

Я стоял перед зеркалом, смывал с кожи кровь и иные субстанции, содержавшиеся ещё недавно, как им и положено, внутри тела человека, а не снаружи. Кишки Виконту я вроде бы только вытащил. Причём, сделал это достаточно аккуратно — не порвав. Но вот желчный, если судить по запаху, раздавил… неприятный запах.

Обычный человек, на Земле, после того, что я сделал, не выжил бы точно. Как и Ли Тао, получивший от меня же разрывную пулю в живот. Хм… что-то, смотрю, начинает уже «почерк» складываться… Обычный человек и на Земле. Но мы сейчас не на Земле. И «Танк» сто сорокового уровня — давно уже не обычный человек — выживет. Откачают. Зелий у гостей с собой, естественно, нет, но какая-то экстренная медицинская служба в самом-то Дворце, при таких-то туалетах, точно есть. Так что — откачают. А стало быть, придётся теперь ещё и мести ждать от оклемавшегося товарища. Надо бы себе в памяти «зарубочку» поставить: сто процентов ведь судьба теперь с ним сведёт повторно. Надо быть морально готовым к этому моменту.

Я стоял возле раковины, смывал с кожи кровь. Тошнить не тянуло. Руки почти не тряслись. Плохо.

Очень и очень плохо. Слишком быстро моя психика адаптировалась и перестроилась на этот режим… опять. Очень плохо.

Я улыбался, но при этом даже не смотрел в зеркало. Смотрел на руки, которые старательно отмывал от крови под струёй теплой воды, бегущей из начищенного до блеска «хромированного» крана.

Когда мне хорошо — я улыбаюсь. Когда мне плохо — я улыбаюсь ещё шире. Я часто улыбаюсь. Почти всё время… Те, кто недостаточно хорошо меня знают, путают эти мои два состояния. И понимают неправильно… часто.

Альбина, которая стояла в том же «кабинете», позади меня, прислонившись спиной к стене возле двери, знала меня… не очень хорошо. И достаточно однобоко. Да она и не могла меня знать хорошо: откуда бы? Что ученики вообще знают о своих учителях, кроме того, что те сами иногда сбалтывают о себе на уроках? Да ещё двенадцать лет, которые прошли у нас в разных мирах (буквально). Двенадцать лет — это много. Мне тогда и тридцати не было…

— Вань, я… — попыталась начать что-то говорить она, но оборвалась на полуслове. Вздохнула, потом всё-таки собралась с силами. — Эта сучка Илона, я не знала, что она тоже придёт на сегодняшний бал. Обычно, она из Академии и носа не кажет… Извини, я облажалась… — поникла головой Альбина.

— Ты-то тут причём? — пожал я плечами и, посчитав руки достаточно чистыми, начал наполнять ладони водой, чтобы умыться. Всё-таки, терпеть плевок на лице не менее противно, чем кровь и нечистоты на руках. Но и утираться окровавленными руками — такая себе идея. — Ты не можешь отвечать за всех, — сказал я и погрузил лицо в набранную в ладони воду.

— Ты не обижаешься? — подняла голову и удивлённо посмотрела на меня она.

— Нет, — вынырнув и принявшись набирать новую порцию воды в ладони, ответил я. — Не обижаюсь. Тем более, на тебя.

— Но я же… то есть, ты не..? Не уйдёшь?

— Уйду, — спокойно ответил ей. — Это рассудочное взвешенное решение. Причём тут обиды?

— Рассудочное? — взлетели вверх её брови.

— Я сейчас здесь, в столице, как булыжник, брошенный в болото — всколыхнул всю здешнюю муть одним самим своим присутствием, — снова нырнул в ладони лицом я, принявшись старательно оттирать его, не столько от остатков слюны, сколько от памяти об их присутствии и от остаточных довольно мерзких ощущений того, как эта телесная жидкость по нему ползла. Отфыркавшись, продолжил. — И твоя выходка с Виверной, не мало этому поспособствовала. Слишком «громко» я появился. Слишком сильно привлёк внимание. Сегодняшний случай был вполне себе закономерным. Меня должны были попробовать «на зуб». И попробовали.