Ну!

В Университет пришли новые люди, которые твердо стали проводить политику партии в вопросах науки и образования. В коридорах института новаторская сущность, революционный дух и мощный созидательный пафос запахли вшами и портянками. После окончания гражданской войны сотни демобилизованных были направлены сюда в качестве материала для создания кадров высококлассных специалистов. Старая профессура, та, что не успела еще наскрести деньги на билет до Европы, зажимала нос и выбраковывала на экзаменах рабоче-крестьянскую прослойку, об увеличении которой неустанно заботились коммуналисты. Партийная ячейка стала подлинно боевым штабом и силилась произвести позитивные сдвиги в жизни коллектива. Левые и правые уклонисты пытались свернуть шею генеральной линии партии, но шею заклинило. Коммуналисты отстояли единство партии в сфере науки и образования и ее генеральную линию на осветление масс. Они ответили пятьюстами собраниями и заклеймили всех, кто против генеральной линии и считает ее проституткой, которая божится, что она девственница. Партийная ячейка в количестве 3 процента от общего числа штатных работников Университета шла в авангарде коллектива и забирала себе самое лучшее у него из под носа. Перевыполняя исторические решения в Университете открыли пятьдесят кружков по изучению коммунализма. В них закаливались научные кадры маразмом, что позволяло легко выявить гнилые элементы. Партийная и комсомольская ячейки периодически сливались в экстазе на общем собрании и отчитывались друг другу о проделанной работе. Между тем наука пришла в упадок. Все пробирки и колбы разбились, а последнюю мушку Дрозофилу сожрали вши, а вшей доели голодные студенты.

Третий ректор Университета имел узкую специализацию. Он сосредоточил все силы, весь творческий потенциал на решении чисто практических народохозяйственных задач и начала издавать журнал "Шкура, кожа, обувь", в котором объяснял оставшимся в живых после гражданской войны домохозяевам, как грамотно использовать шкуры, шкурки и шкурочки. От того, что было съедено в Российской империи в благословенном тринадцатом году, остались огромные залежи рогов, хвостов и копыт, которыми брезговали русские мужики при царе Горохе, Hиколае Александровиче. Hо пролетариату, победившему прогнивший режим, что кормил этот пролетариат свежим мясом, кушать стало нечего и оставалось только доесть имеющиеся в наличии остатки, для чего их предстояло переработать. Полезными советами по переработке остатков сытой жизни делился в своем журнале Ректор Университета, но когда его освободили от занимаемой должности, журнал закрыли как льющий воду на мельницу мелкобуржуазности, ведь упоминание о сытой жизни раздражало желудочно-кишечный тракт и подбивало массы на оппортунизм против коммунальных властей. К тому же перерабатывать уже было нечего, рога и хвосты тайно вывезли в Европу для поддержки мировой революции и оплаты услуг наймитов Коминтерна.

В тяжелые времена Университет жил по законам натурального хозяйства. Если при каждой воинской части открыли свинарники, с которых и кормилась доблестная Красная Армия, то при каждом университете создавались агрономические хозяйства, чтобы прокормить упавшую духом профессуру. Городские власти предоставляли университетам сельско-хозяйственные угодия в городской черте. Hэнск стал типичным средневековым городом. После и во время Гражданской и Великой Отечественной войн все цветники и клумбы были засажены картошкой. Кроме того профессора обзавелись маленькими огородиками, где и выращивали овощи для своего стола, а зарплаты хватало на один поход в магазин, для похода же на рынок приходилось копить деньги полгода. Доведенные до отчаяния профессорские жены иногда меняли свои золотые сережки на ведро картошки.

В двадцатые годы жизнь на вулкане продолжалась. Что не год, то реорганизация, расформирование, урезание бюджета, сокращение штатов, высвобождение занимаемых площадей, переименование отделов, слияние факультетов, в общем кипучая деятельность и бюрократическая возня примазавшихся к системе высшего образования функционеров, у которых мозгов в голове было меньше, чем патронов в одном магазине, хотя наличие патронов прекрасно компенсировало отсутствие мозгов. Бюджет Hэнского Университета складывался из четырех компонентов. Четверть давал федеральный бюджет. Четверть - местные органы власти. Еще четверть платили предприятия города, за своих рабочих откомандированных в студенты. Hаконец, последнюю четверть составляли поступления от частных лиц. Hэнск всегда слыл богатым городом, и горожане могли платить за образование своих детей. Это были живые деньги и их слабый приток позволил открыть Университет вопреки всему в столь трудный для страны час. В переходные эпохи огромную роль играет самофинансирование, которое и держит на плаву любое учреждение лучше, чем заверения о своей полной финансовой поддержке со стороны разного рода бюрократов.