Нуар

– А при чем здесь я? За войну отвечают генералы. Да-да! Мне уже успели кое-что шепнуть на ушко. Военные соглашались заключить перемирие с бошами, у них слишком большие потери. Гитлер, будь он проклят, и в самом деле применил что-то новенькое. Да! Но де Голль не захотел становиться вторым Петеном. И Черчиллю отступать некуда, это, что ни говори, его личная война. Говорят, следующей целью будет Париж. Печально, но, к счастью, мы с тобой в Африке. Да! У них там своя война – у нас своя.

Ричард Грай поглядел на друга-приятеля, хотел возразить, но в последний миг передумал. У каждого и в самом деле своя война. Кому – до смерти четыре шага, кому – мать родная.

– В среду берем Тросси, если он, конечно, воскреснет и приплывет на «Текоре». Да, я уже все знаю, не один ты, Рич, такой умный! Да-да-да!.. Сюда собирается также некто Лео Гершинин, испанский нацист. Его тоже берем. Да! Это – главные, а к ним – гарнир. Я составил списочек фамилий на пятьдесят для начала. Надо же почистить Эль-Джадиру от всякой швали!

Бывший штабс-капитан вспомнил Деметриоса и мысленно пожелал тому поскорее добраться до Испанского Марокко. Услышанное не слишком удивило. Весной 1943-го де Голль провел чистку полиции, затем занялся муниципальной властью, теперь же пришел черед «густого гребня». В освобожденной Франции аресты идут уже не первый месяц, наступила очередь и Северной Африки. Шпионская банда Чезаре Тросси и Лео Гершинина – не худший предлог.

А Европу пусть разносят в кровавые клочья!

Холод куда-то исчез, сменившись порывом знойного харматана. Ричард Грай расстегнул ворот рубашки.

Душно!

– Ничего не хочешь спросить? – как ни в чем не бывало поинтересовался Прюдом. – Нет? Тогда спрошу я. Да! В этом раскладе ты где предпочитаешь оказаться? В одной камере с Тросси – или где-нибудь еще?

– А у меня есть выбор?

Прюдом ослепительно улыбнулся:

– Есть! Да-да-да! И знаешь, почему? Потому что мы с тобой друзья, Рич. Настоящие друзья! Да! И я не могу позволить, чтобы мой друг попал за решетку. Я даже не смогу оформить несчастный случай или, к примеру, самоубийство.

Ричард Грай спокойно кивнул:

– Не сможешь. На мою могилу лягут листы известных тебе протоколов. Даже если назначишь беднягу Деметриоса Ночным Меркурием, восемнадцать безвинных душ все равно станут на пороге. Они ждут, друг Даниэль.

– Я буду очень стараться, Рич.

Улыбка исчезла. Полицейский поглядел прямо в глаза:

– Но и ты мне помоги. Понадобятся твои показания на главных фигурантов. Будет процесс – пойдешь свидетелем. Но этого мало. Да! Нужна жемчужина в заколке для галстука. И знаешь, какая?

Подождал ответа, шевельнул усиками:

– Ночной Меркурий. Отдай его мне, Рич! Да-да! Пусть это будет Деметриос или кто другой, живой, мертвый – все равно. Отдай! Докажи, что это именно он, найди улики. Меня ждут на пороге восемнадцать безвинных, а его – две сотни. Отдай!..

Бывший штабс-капитан взглянул сочувственно.

– Хочешь красное сердечко в розетку, друг Даниэль? А трехцветную ленту на венок вместе с оркестром, играющим «Марсельезу»? Ночной Меркурий погубил уже две сотни, что ему маленький провинциальный полицейский? Всего-навсего номер двести первый.

Наклонился, шепнул в самое ухо.

– И с чего ты взял, что эти двести – безвинные?

Крупный план Касабланка Октябрь 1941 года

– А не пойти ли нам по бабам? – мечтательно улыбнулся Липка, сдвигая шляпу на затылок. – Мулаточки, берберочки, гурии… Если бы ты знал, Родион, как осточертели немки, ja. Коровы, ей богу, ни ума, ни фантазии. Одно мясо!..

Я покосился на герра майора. В штатском, да еще без монокля, Теодор фон Липпе-Липский и в самом деле напоминал немолодого бонвивана, вырвавшегося из семейной клетки. «Гурии» такого с лету склюют: дорогой плащ, туфли крокодиловой кожи, черненый серебряный перстень с черепом, маленький бриллиант в галстучной заколке. На какие, интересно, шиши? Сколько им там платят, в Вермахте?

Липка перехватил мой взгляд, ухмыльнулся.

– В следующий раз возьму документы арабского шейха. Приеду в бурнусе – и с караваном верблюдов. А гарем наберу там.

Он дернул подбородком в сторону сияющей вывески американского кафе, самого веселого места в славном городе Касабланке. Туда мы и собрались, но в последний момент Фёдор предложил не спешить и расположиться на лавочке в сквере, аккурат против входа. Я не стал спорить. Для ловли гурий место в самый раз, но серьезный разговор в кафе вести не стоит.

Я вынул из кармана флягу, открутил крышечку.

– Будешь?

– А ты сомневаешься?

Липка, молодецки отхлебнув, выдохнул, расплылся в улыбке.

– Mein Gott! [45] Неужели самогон? Я снова дома!..

Я хотел заступиться за лучшую граппу от Марсельца, но внезапно в моей руке словно сам собой появился большой твердый конверт. Я пододвинул портфель, щелкнул замком.

– Лучше за пазуху, – негромко бросил Фёдор, вновь прикладываясь к фляге. – Представляешь, три ночи не сплю, пистолет кладу на туалетный столик.

Я повиновался. Конверт все равно придется переложить, но пусть Липка успокоится.

– Теперь слушай внимательно, Родион. С Рёсслером я договорился…