Нуар

Полицейские были всюду – и возле темной гладкой воды, и у входа в таможню, и здесь, возле ящиков. Держались, однако, в отдалении, не пытаясь подойти. С Ричардом Граем остались двое: рыжеусый сержант, доставивший его из гостиницы, и второй, тоже памятный, с большими пшеничными усами. Власть центральная и власть местная.

– Пейте, пейте, мсье! Принес бы чего покрепче, так нельзя. Приказ, можно сказать, строжайший.

Тот, что носил пшеничные усы, многозначительно усмехнувшись, извлек из кармана черного форменного плаща внушительного вида флягу. Рыжий быстро оглянулся, прокашлялся.

– Как бы не влетело! Комиссар с утра рвет и мечет, давно его таким не видел. Ну, давайте, только по глотку. Мсье Грай, вы первый!

Бывший штабс-капитан, не став спорить, взял флягу. Руки слушались, но в голове по-прежнему стучали тяжелые стальные молоты. Мир казался смутным, расплывчатым, словно в перевернутом бинокле. Усатые лица, три чашки на потемневшем от дождя мокром дереве, а дальше – неровная серая стена.

Ночь он не помнил. Вроде бы и спал, и даже видел сны, но утром еле заставил себя встать. Голова кружилась, кровь била в виски, руки с трудом справлялись с пуговицами, рубашка казалась сделанной из камня.

Не выдержав, он упал на кровать и пролежал до полудня, глядя в скучный белый потолок. А потом зазвонил телефон. Дежурный из комиссариата сообщил, что служебное авто уже выехало, дабы доставить «мсье Грая» в порт. Предупреждая вопрос, пояснил: патрульный катер заметил «Текору». Бразильский «контрабандист» решил не ждать вечера.

Во фляге оказалась привычная местная граппа. Глоток обжег горло, зато серая стена тут же отступила, освобождая простор: причал, скучные зимние чайки, черные силуэты полицейских, пустое темное море…

Неясный силуэт корабля. Не у горизонта, но все еще далеко.

«Текора».

– Я так и знал, мсье Грай, что вы не зря сюда приехали, – сержант с пшеничными усами, отхлебнув от души, принялся набивать маленькую трубку-носогрейку. – Как только вас на сходнях увидел, ровно, стало быть, неделю назад, так и подумал. Помните, я тогда еще десять франков проиграл? Чутье у меня, мсье! Потом арабы, которые в вас стреляли, теперь это…

Ричард Грай невольно улыбнулся.

– Всё шпионов ищете? Политическое дело?

– А чего их искать, мсье? – «ажан» с довольным видом огладил усищи. – Прямо сюда, вон, жалуют!

Рыжеусый вновь многозначительно кашлянул, призывая к бдительности. Но и сам не удержался.

– Вы, мсье Грай, признаться, прямо как в воду глядели. Не зря у вас к кораблику этому интерес, значит, имелся. Куда там нашим горе-сыскарям! Того и гляди, вашу фотографию к стенке пришпиливать придется.

Служивые переглянулись, исполняясь чувством собственной значимости. Бывший штабс-капитан не стал спорить, прикинул, что в происходящем есть нечто неправильное. В порт нагнали «ажанов», не забыли прислать за ним авто. А где начальство? Неужели друг Даниэль столь нерасторопен? Ему бы сейчас бегать, суетиться, оглаживать усики…

И соотечественников нет. Им тоже не слишком интересно.

…Прошлый вечер помнился плохо, обрывками, кусками разрезанной киноленты. Он что-то лишнее наговорил Мод, но она не обиделась, отвезла на такси в гостиницу, принесла лекарство, долго сидела у кровати. Запомнились ее глаза – именно так смотрят на умирающих.

А может, женщина тоже ему приснилась – вместе с городом и всей его жизнью в чужом серо-черном мире? И вместе с «Текорой», неумолимо идущей прямо к причалу?

…Ночь, туман над морем, пустая палуба, холодный мокрый металл под руками. Да сходил ли он на берег? Сейчас сон закончится, он вновь окажется на палубе бразильского «голландца», пройдет коридором, полным призраков, откроет белую дверь, ведущую в никуда. «Друг мой, друг мой, я очень и очень болен…»

Нет, не болен! Пора назвать вещи своими именами. Он умер – и не воскрес.

Тот, кто был и Ричардом Граем, и Родионом Гравицким, давно уже понял, что винить некого. Он попытался рискнуть – и проиграл. Какая теперь разница, кто взглянет на тебя из зеркала?

– Начальство! – коротко бросил рыжеусый, выглянув из-за ящика. Второй «ажан», поспешив выбить о каблук трубку, приосанился, огладил усы. Ричард Грай не сдвинулся с места, лишь покосился в сторону близкого океана. «Текора» была уже недалеко, над трубами вился еле заметный дымок, острый нос уверенно резал невысокие темные волны. Ближе к вечеру распогодилось, розовое предзакатное небо казалось чистым и удивительно спокойным.

– О! Вот и Рич! Слава богу, с тобой ничего не случилось. Знаешь, я с утра только и делаю, что волнуюсь. Да-да-да! У меня даже сердце схватило, представляешь? Давно не болело, а вот сегодня…

Даниэль Прюдом, комиссар полиции славного города Эль-Джадиры, жестом отогнав вытянувшихся по струнке «ажанов», подошел совсем близко, заглянул в лицо.

– Ты тоже грустный? Тебе уже, значит, сказали? Честное слово, я не виноват! Да! Мы всё делали по инструкции, я лично наблюдал…

– Рич! Гершинин умер.

Он резко обернулся. Мод стояла рядом с невозмутимым майором. Курила, смотрела куда-то вбок.

– Мы только что из больницы. Сердце остановилось час назад.