Что делать с руками, я так и не понял, а посему предпочел последовать двум первым советам. Голос я узнал – кто-то из моих знакомых «ажанов», кажется, тот, что с рыжими усами. Никак нам с ним не расстаться!
– Господин комиссар! Господин комиссар!..
– Рич? Господин майор? Слава Богородице Лурдской! Парни, я побуду с нашими гостями, а вы идите дальше. Эти мерзавцы где-то неподалеку. Да-да-да! Ищите, ищите!..
Топот… Не иначе, парней здесь целый взвод. Друг Даниэль во главе сонма своих ангелов. Хорошо хоть не пристрелили по запарке.
– Рич! Ну, нельзя же так меня пугать! Вокруг сплошные мертвяки, а ты пропал. Да! У меня же сердце больное, я тебе говорил…
Я открыл глаза, моргнул несколько раз, прогоняя непрошенную желтую пелену. К счастью, фонарь теперь светил мне под ноги. Еще один, поменьше, горел в руках у Сонника. Прюдом был без кепи, форменное пальто нараспашку, волосы встрепаны…
Пастушка по-прежнему стояла рядом, но, к счастью, безоружная. Успела…
– Не стоит нервничать, Даниэль! Как видишь, все живы.
Комиссар чуть не подпрыгнул на месте.
– Все?! У меня уже четыре трупа!.. Четыре трупа, понимаешь? Да! Да-да-да! Это самая настоящая война! Седан! Марна!..
Повернулся к «баритону», посерьезнел лицом:
– Господин майор! Вынужден сообщить скорбную весть. Убита ваша переводчица. Уверен, это все та же банда Деметриоса. Да!.. Проклятые негодяи! Я вызвал подкрепление, мы оцепили весь порт. О-о! Я переверну здесь каждый камень, загляну во все бочки!..
– Советское руководство будет самым тщательным образом следить за ходом расследования, о-о-от… – без всякого выражения проговорил Сонник. – Хотелось бы предварительно взглянуть на черновик рапорта, господин комиссар. Многое будет зависеть от формулировок.
На этот раз его французский был безупречен, даже получше, чем у самого Прюдома. Но моему другу-приятелю было явно не до филологии.
– Формулировок? – чуть не застонал он. – О чем вы, господин майор? Операция провалена, сюда уже летит целая толпа генералов, какой-то министр – и все мое начальство в придачу. Да! Не удивлюсь, если они захватили с собой гильотину. О-о!..
Мы с майором переглянулись.
– Может, не все так плохо? – осторожно предположил я.
– Совсем не плохо, о-о-от… – перебил «баритон». – Фашистская агентура Эль-Джадиры попыталась поднять мятеж, который вы, господин комиссар, успешно подавили. Руководство заговорщиков обезврежено, о-о-от… Арестуйте обычных подозреваемых – и начинайте составлять рапорт.
– Правда?! – Прюдом изумлено моргнул. – Мятеж?! О-о, да! Конечно, мятеж! Да! Мятеж!!!
– А насчет Парижа и Москвы можете доложить, что появился некий шанс, о-о-от…
– Пятьдесят на пятьдесят, – вставил я. – Кажется, всех главных ты, Даниэль, прищучил. Те, что остались, едва ли решатся начать Армагеддон. Совесть не позволит.
Сонник поморщился, но не стал возражать. Я хотел уточнить насчет страшной банды бедняги Деметриоса, но вдруг понял, что очень устал. Утенок прав, я и в самом деле слишком много болтаю.
Между тем Даниэль, отморгав свое, решительно выпрямился.
– Да! Мы их победим! Нет, мы уже победили!.. Кстати!..
Его взгляд остановился на той, что стояла рядом.
– Она со мной, – пояснил я. – Надеюсь, ты обойдешься без лишних вопросов, друг Даниэль?
Комиссар открыл рот. Подумав немного, вернул челюсть на место, так ничего и не сказав. Пастушка же, внезапно улыбнувшись, что-то наспевно проговорила на незнакомом языке. Даниэль сглотнул, взглянул удивленно.
– О-о! Мадемуазель, кажется, читает стихи? Если бы Аллах распорядился прислать сюда переводчика…
Девушка пожала плечами:
– Вас услышали.
Прюдом, откашлявшись, провел рукой по встопорщенным усикам.
– В таком случае… Рич, говорю при свидетелях. Гони сюда франк!
И протянул ладонь.
Там, где лежала Мод, теперь было пусто. Вместо тела – неровный белый контур, наскоро выписанный мелом. Рядом скучал широкоплечий «ажан» в черном плаще. Я остановился, придержал Прюдома за локоть.
– Сочувствую, Рич, – понял он. – Интересная была женщина. Очень!
Я покачал головой.
– Не в этом дело. Бедняга Деметриос очень любил редкие игры, всякие японские шахматы, исландские шашки. А сейчас кто-то вмешался в нашу игру и начал сбивать фигуры бильярдным кием. Ты – редкая сволочь, Даниэль, но у меня никого не осталось в этом мире. Постарайся, чтоб хотя бы тебя не прикончили!
– О-о! – ничуть не обиделся он. – Хорошо сказано, Рич! Мне кажется, это может быть началом прекрасной дружбы. Но ты ошибаешься, у тебя полно доброжелателей. Да! Куда больше, чем ты думаешь. Пойдем, есть дело.
Белый контур остался за спиной, и мне сразу же стало легче. «Обе наши тени слились тогда в одну, обнявшись, мы застыли у любви в плену. Каждый прохожий знал про нас, что мы вдвоем в последний раз…»
Прощай, Лили Марлен!