Нубийцы. Могущественная цивилизация древней Африки

Поскольку среди находок отсутствуют предметы, относящиеся к ранним периодам, мы знаем, что стекло было относительно редко в Египте в период после XVIII династии и до начала IV в. до н. э. Лишь после важной технической революции в начале христианской эры, когда произошел переход от производства литого стекла к выдувному, оно получило широкое распространение. Но даже и тогда оно продолжало оставаться в ограниченном употреблении вплоть до середины I в. н. э. Каранис, который, как представляется, был главным центром производства в Египте и из которого попали в Мероэ многие из найденных там предметов, начал производить их в полную силу только не ранее 100 г. н. э.

Изящный сосуд литого стекла был найден в Фарасе в гробнице, датируемой I или II в. н. э.. Другие известные сосуды почти все сделаны из выдувного стекла и, судя по их форме, предназначались для хранения женских притираний и ароматических масел. Представляется, что в большинстве случаев они были привезены в качестве емкостей, содержащих эти ценные товары. Один из этих сосудов, сделанный из зеленого стекла, был найден в Фарасе. Сосуды подобного типа находят на всем пространстве римского мира, они датируются серединой III – IV в.. Ряд таких же сосудов был найден в Караноге. Помимо этих флаконов с двумя ручками были найдены многочисленные фрагменты косметических сосудов, а также несколько целых. Флаконы этого типа были наиболее распространенными в Римской империи и оставались практически без изменения с I по V в. н. э. Восемь сосудов, сделанных из зеленого стекла, были обнаружены при раскопках пирамиды № 18. Они были найдены (причем три из них в виде отдельных фрагментов) в остатках деревянной шкатулки, которая была сделана специально для них и в которой они, по всей вероятности, и были привезены из Египта.

Двухцветная бутыль, сделанная из коричневого и фиолетового стекла и украшенная полосками желтого стекла, была найдена в гробнице № 300 в Мероэ. По форме она напоминает гончарные изделия конца мероитского или даже постмероитского периода и датируется 200 – 400 гг. н. э.

Высокие образцы мероитского искусства являют нам завораживающие свидетельства богатой культуры, испытывавшей на себе широкий спектр воздействий соседних цивилизаций.

Глава 5 ЯЗЫК

Хотя прошло немало времени с тех пор, как впервые были расшифрованы мероитские письмена, язык мероитов все же остается в значительной мере загадкой, а значение их слов в большинстве случаев ускользает от понимания. Это является ощутимой преградой для изучения мероитской истории и культуры.

Надписи на мероитском языке были известны с 1819 г., когда Гау опубликовал несколько письменных строк с храма в Дакке. Еще несколько надписей были опубликованы в первой половине XIX столетия, но вызвали лишь незначительный интерес и немногие комментарии, пока Лепсиус не собрал свою первую большую коллекцию в 1843 – 1844 гг. Лепсиус, как и большинство первых исследователей этих текстов, полагал, что они должны быть написаны на нубийском языке, который до сих пор в ходу в одном из регионов долины Нила (от Дайроу в Египте до Деббы, местечка, расположенного чуть ниже по течению Четвертого порога). Позднее Лепсиус сам отказался от своей точки зрения, придя к заключению, что язык этот ближе к бейджа, языку кочевников, распространенному в нагорьях у Красного моря. Его коллеги, однако, продолжали придерживаться мнения, что этот язык был нубийским.

Заслуга первого прочтения текстов принадлежит Гриффиту, ему же удалось к 1909 г. установить фонетическое значение большинства письменных знаков. Тогда-то и стало понятно, что мероитский язык не является ни нубийским, ни бейджа. Просматривались только определенные аналогии с нубийским, хотя лишь немногие слова можно было предположить общими для обоих языков. Гриффит так прокомментировал этот факт: «Аналогии с нубийским языком, как в структуре, так и в вокабуляре, настолько поразительны, что заслуживают упоминания». Но сам язык не был нубийским, и его сущность, а также его соотношения с другими языками Африки по-прежнему остаются загадкой.

Время от времени предпринимались попытки найти родственные языки, и в 1930 г. Зюларц вернулся к мысли, что ответ может быть найден в изучении кушитских языков прибрежного региона Красного моря, то есть языковой группы, к которой принадлежит и бейджа. Его мнение было резко опровергнуто Хитце, который показал, что эти языки отнюдь не родственные. Хитце, однако, не смог выдвинуть никакого позитивного предположения. В 1955 г. Гринберг вынужден был признать, что «язык этот не родственен никакому существующему языку Африки». С тех пор не появилось никаких новых фактов, и, несмотря на все успехи в африканском языковедении, в этом вопросе не было достигнуто никакого прогресса.