Нубук

— А сестры? — Я вспомнил его двух сестер, старшую — пышнотелую Марину и младшую — стройную, серьезную Таню.

— Маринка замужем, в Свердловске живут, а Татьяна со мной. Работает.

Вовка снова посмотрел на часы и нахмурился:

— Надо ехать. До Абакана отсюда часа два еще?

— Так где-то…

— Да и парня задерживать неудобно. — Володька посмотрел в сторону «Жигулей». — Нанял в Кызыле, по пути сюда велел завернуть.

— И сколько это все стоит?

— Я ему сразу пятьсот предложил. Он согласился. Взял вперед половину, остальное уже в Абакане отдам.

— Широко, — хмыкнул я. — На автобусе это тысяч в восемьдесят обойдется…

— Зато без геморроев. И времени экономия… Так, — голос Володьки стал серьезным и деловым. — Я вот что заехал-то. Давай ко мне в Питер. Чего тебе здесь? Совсем… гм… совсем оскотинишься. Не можешь прямо сейчас, так давай через месяц-два. У меня дела нормально идут, расширяюсь вовсю. Нужны люди…

Я почесал через рубаху потную грудь, спросил то ли его, то ли себя:

— А что я умею?

Володька ответил быстро, словно предвидел эту мою фразу:

— Да уметь особо ничего и не надо. Грузчиком будешь, иногда — товар развезти, деньги собрать по точкам. Только в Питере семьдесят точек… ну, мест, где моя обувь лежит, да еще по области, в Петрозаводске, в Новгороде… Работы хватит, зато и зарплата, отдых — не слабые… Ну как?

Я, сам почувствовал, глуповато так улыбнулся, как маленький, дебильненький мальчик, улыбнулся и произнес:

— Конечно, заманчиво, но только…

— Чего опять — но?

— Н-ну вот, — я мотнул головой в сторону избенки, невидимого отсюда огорода, свинарника, — хозяйство, дела. Родителей как бросать?..

— Что ж, как знаешь. — Володька, взяв с травы пухлую сумочку, собрался подняться. — Дела так дела.

— Нет, погоди!

В голове как-то разом, мгновенно, как взрыв, как вспышка, — куски нашей с ним общей питерской жизни. Строительное училище, драки с туркменами-одногруппниками, Невский проспект, пирожки-тошнотики на Московском вокзале, концерты в рок-клубе, мечты о будущем — радостном, сытом, богатом времечке. Володька до него вот добрался, а я…

— Погоди, Вов! Так ведь быстро же невозможно, — затараторил, залепетал я, — надо, это, надо подумать.

— Мне ждать некогда. Я привык по-другому, — жестко ответил он, но все же снова устроился на траве и сумочку отложил. — Решай. Месяца два в твоем распоряжении. Сейчас все равно лето, в делах затишье… У меня однокомнатка пустая стоит, я сейчас трехкомнатную снимаю на Приморской… Зарплату сделаю долларов двести, если, конечно, будешь работать… Смотри, Ромка, я тебе помочь хочу. Одноклассник как-никак, друг мой лучший был… Гм… — Он спохватился, поправился: — Да и сейчас, думаю, друг… Смотри, увязнешь ведь, не вылезешь больше. Женишься на доярке какой-нибудь…

— Тут теперь нет доярок, — с ухмылкой перебил я, — ферму закрыли, коров на мясо продали.

— Ну тем более — сваливать надо! — снова стал раздражаться Володька; дернулся, посмотрел на часы и поднялся: — Короче, так… — Он вынул из сумочки картонный прямоугольничек. — Вот мои координаты. Надумаешь если — звони. Дальше тянуть этот беспонтовый базар у меня желания нет. На дорогу деньги могу прислать. Сообщи.

Я тоже встал и вслед за ним поплелся к машине, разглядывая на ходу визитку. Переливающийся на солнце, разноцветный кружочек в левом верхнем углу, красивая, под древнерусскую вязь, надпись по центру: «Владимир Дмитриевич Степанов. Президент Торгового дома «Премьер»». А внизу деловито-строгие столбцы номеров телефонов, факса, еще какие-то иностранные буквы и точки.

— Да, Володь, я позвоню. Позвоню обязательно! — Я только сейчас очнулся, очухался, понял, что это действительно шанс, что вот моя жизнь может сказочно вдруг перемениться, и потому заторопился, посыпал благодарностями, оправданиями: — Спасибо! Спасибо тебе, Володь! Ты извини, что я так… это от неожиданности. Да, Володь, я совсем увяз, утонул в этом всем… Я позвоню, Володь, позвоню! Помогу вот родителям и — ближе к осени… Ладно? Не поздно?

— Дело твое, — одновременно и жестко, и с пониманием сказал он, открыл дверцу машины, но вдруг хлопнул меня по плечу и совсем как когда-то, когда мы дружили, сказал: — Не кисни, Ромыч! Ну-ка, блин, выпрямись, а то смотреть тошно. Все будет о'кей! Усек? — Еще раз хлопнул, болезненно и сердечно, и прыгнул в «Жигули». — Счастливо!

— До встречи! — пискнул в ответ я, чуть не подавившись набухшим в горле комком.

Водитель неслышно тронул машину, и она мягко побежала по неразъезженному проселку нашей Приозерной улицы в двенадцать дворов.

Я смотрел ей вслед, крепко сжав двумя грязными пальцами бесценную, словно пропуск в новый и светлый мир, Володькину визитную карточку.

2

Защелкали дальше однообразные дни. Нет, другие дни — мучительные, долгие, как, наверное, кончающийся срок заключения.