Нубук

Макс был хорошо сложен, подтянут, подкачан и в то же время тонок и строен, как фигурист; движения небыстрые, плавные. Одежда в отличие от остальных, явно предпочитающих темные тона, пестрая, броская; из-под темно-бордового жакета выглядывала оранжевая рубашка, ворот стянут синим галстуком с меленькими разноцветными крокодильчиками… Голос мягкий, чуть с картавинкой, щеки и подбородок выбриты настолько тщательно, что не верилось, что на них вообще может появляться щетина… Да, он был привлекателен и поэтому неприятен; и я вывел скоропалительно и однозначно: пидорок.

Влад и Джон походили обликом друг на друга и на Володьку — коренастые, резковатые, в кожаных коротких куртках; единственное, чем выделился Джон, широким розоватым шрамом во всю правую щеку от глаза до нижней челюсти. Шрам стягивал кожу, и казалось, что Джон слегка косит…

Не дотерпев, пока принесут еду и Володька пообедает, ребята снова разложили бумаги, приглушенно, наперебой, все разом объясняли:

— Ликвидируют базу, понимаешь. Сантехника, кафеля сто пятьдесят ящиков, краска разная, обои… Да вот список, гляди — количество, производитель… И за все — две с половиной штуки грина! Копейки вообще-то. Как думаешь, Вэл?

Володька взял список, стал просматривать. Тут девушка принесла поднос с борщом, салат, хлеб. Ребята, ворча, собрали документы, освободили место. Заказали девушке по чашке кофе.

— Ну, если бумагам верить, то сдают все это добро за четверть реальной цены, — с аппетитом хлебая борщ и продолжая глядеть в список, заговорил Володька. — Прижало кого-то не слабо… Купить можно, только куда это потом-то спихнуть? Надо все целиком, чтоб не возиться… А у меня таких людей сейчас нет.

— Почему нет, Вэл? — перебил Джон и подозрительно прищурил глаз, отчего его шрам сморщился гармошкой. — Помнишь, ты меня к какому-то чувачку возил, мне индулин нужен был? Где-то в Обухове у него, что ли, склад. Там, я видел же, этого по горло было. И дела у него вроде нормально шли — две машины разом грузились… Может, возьмет за шесть тысяч? Тоже оптом. Вспомнил, а?

Володька, видимо, вспомнил, потому что лицо его стало мрачным, он даже перестал борщ хлебать.

— Этот чувачок уже с полгода на Северном кладбище лежит. Да ты, — он повернулся к Владу, — его знаешь. Шурик Никитин.

— Которого прямо в каре вальнули? — уточнил тот, нисколько не оживившись.

Володька кивнул, а Джон вздохнул досадливо:

— Хрено-ово. Я рассчитывал ему спихнуть. И нам бы по куску с лишним, и он бы мог навариться неплохо.

— Увы, увы, ему уже ничего не надо. — Володька, усмехнувшись, продолжил обедать.

Борщ был вкуснющий, с кусочками хорошо проваренной, мягкой говядины, со свежей, ароматной капустой, мелко-мелко порезанной свеклой… Я не отрывался от тарелки, тем более что всю последнюю неделю питался твердой едой, и теперь с каждой ложкой чувствовал, как приятно мягчеет в желудке.

Да, я был увлечен борщом, но и старался не пропустить ни слова. Слушал, запоминал, ловил интонацию, новые для себя слова. Все это наверняка пригодится…

Словно бы что-то защипало мне пальцы. Я поднял глаза, наткнулся на взгляд Макса — он не успел его отвести, изменить — и увидел, с каким брезгливым интересом смотрит он на мои руки. Затем, заметив, что я почувствовал взгляд, отвернулся, стал якобы с большим вниманием слушать нравоучения Володьки:

— Мое мнение, парни: не стоит вам связываться с этой штукой. Вы, каждый из вас, имеет свое дело, у каждого своя… ну… специализация. Зачем распыляться? По тысяче, да, можете заработать, а в итоге потеряете раза в три больше…

Понятно, почему Макса поразили мои руки. Действительно, приятного мало. Сколько ни скреб я их мочалкой в бане перед отъездом, сколько ни выковыривал грязь из трещин в коже и из-под ногтей, но мало чего добился. Страшные руки… не руки — клешни какие-то. Пальцы толстые, кривоватые, на боковинах — наросты шелушащейся кожи, трещины, будто ножом прорезанные; на ладонях и у основания пальцев с тыльной стороны — желтоватые лепешки мозолей… Девушку такой клешней погладь, так она завизжит и пощечину влепит. Как наждачкой по ее нежной спинке…

Я убрал левую руку под стол, а правой взял ложку так, чтоб не особенно выставлять напоказ свои самые безобразные — большой и указательный — пальцы… Хм, человек физического труда.

— Нет, Вэл, ты в данном случае не прав, — перебил моего шефа Влад. — Это, понимаешь, разные вещи. Ну, я занимаюсь джинсами, это основное. А здесь, — он ворохнул стопку бумаг, — по ходу, из ничего, считай, можно баксят не хилых сделать. Чего упускать момент?

— Да тебе легко говорить, — вступил и Макс, — у тебя целая сеть, точки повсюду. Тебе, ясно, хватает. А у меня один магазин, да и тот… Восемь лимонов долга только за аренду. Хоть его погасить с помощью унитазов этих — и то ништяк. Положение у меня сам знаешь какое.

Володька усмехнулся:

— Профиль надо менять. Кому твой экстрим нужен? Сотне тинейджеров прыщеватых, да у них денег нет. Купят раз в год бандану за чирик — и рады…

— Я не только из-за коммерции экстримом торгую, — загорячился Макс. — У меня симпатии, принципы…