Нукер Тамерлана

Скрестив ноги, Халиль-Султан восседал на низенькой широкой софе, заваленной подушками, шитыми золотой нитью. И сиял золотом сам — не человек, а манекен из витрины, оформленной под картинку из “Тысячи и одной ночи”. Впрочем, скорее это напоминало сцену из видеоклипа по восточным мотивам — все светится, сверкает, сплошные блестки и бисер; сейчас режиссер крикнет: “Мотор!” — и появятся десяток смазливых статисток, игриво поводящих бедрами под прозрачными шальварами и выставляющих напоказ оголенные пупки.

“А может, парнишка и развлекается каждый вечер именно таким макаром, — подумал Дмитрий, искоса наблюдая за ярко разодетыми парнями чуть постарше принца, окружившими его трон. — И тусовочка ему под стать. Золотая молодежь… В буквальном смысле — золотая”.

Среди юных лиц и курчавых, едва начинающихся пробиваться бородок имелась единственная борода, пронизанная нитью благородной седины. Принадлежала она квадратного телосложения мужику, одетому подчеркнуто неброско — в синее и коричневое. Он благодушно и в то же время строго озирал молодежь. “Атабек[27], — подумал Дмитрий. — Держит под присмотром молодых павлинов”.

На коленях у атабека покоилась широкая, кривая сабля. Ее ножны и рукоять не шли ни в какое сравнение с консервативным облачением — сплошь золото и каменья. Атабек нежно поглаживал рукоять, словно забравшуюся на колени любимицу-кошку. Временами он поглядывал на Дмитрия, и тогда в его глазах появлялось странное выражение — смесь уважения и брезгливости.

Причина, по которой Дмитрий был осчастливлен лицезрением юного внука Тамерлана, была проста: его сотня входила в то же крыло войска, что и отряд, возглавляемый Халиль-Султаном, и поединок с конником противника произошел на глазах юного принца. За Дмитрием явились почти сразу по окончании сражения. Он еще не успел смыть собственного пота и чужой крови, но ему велели поторапливаться, и он пошел в чем был.

Халиль-Султан тоже еще не успел снять доспехов, — а может, просто форсил. И было чем: блестящая кираса с золоченым рисунком на стали, позолоченный остроконечный шлем с голубым плюмажем, обмотанный витками голубого шелка, пронизанного золотыми нитями. Красавец! Дмитрий поклонился принцу и стал ждать, когда тот заговорит.

Похоже, Халиль-Султан был чем-то смущен, хотя изо всех сил старался не показать этого. Он поднес смуглый кулак ко рту и кашлянул в него: стремился выглядеть солидно и властно, как дед, но пока что был мальчишкой.

— Я видел, как ты бился, — сказал он. — Ты молодец.

— Благодарю тебя, мирза, — поклонился Дмитрий. — Твоя похвала — высшая награда.

Дмитрий уже достаточно освоился и с фарси, и с тюркским — основными языками, на которых говорили в войске Тамерлана. Стихов писать он пока не рискнул бы, но для разговоров на общие темы словарного запаса хватало — терпение и труд все перетрут, даже лингвистическую тупость. Метод полного погружения, подневольный, но оттого не менее эффективный… Халиль-Султан говорил по-тюркски.

— О! — удивился принц. — Ты стал хорошо говорить! А я помню, как ты и двух слов сказать не мог.

— Такое было, — кратко согласился Дмитрий.

Халиль-Султан заметно оживился. Может, его смущала трудность предстоящего разговора с косноязычным иноземцем? Царевич наклонился, упершись локтем в колено, и сказал:

— Ходят слухи, что ты можешь отбить стрелу, даже если стоишь спиной к лучнику. Правда ли это?

— Слухи — всего лишь слухи, принц, — спокойно возразил Дмитрий. Он никому не рассказывал о предупреждающем “комарином писке”, не расскажет и Халиль-Султану. — Как-то было: судьба смилостивилась, и я отбил стрелу, пущенную из засады. Но всего один раз.

Юное лицо мирзы отразило разочарование. Видимо, он ожидал большего.

— Хорошо, — Халиль-Султан качнул золотым шлемом. — Скромность заслуживает похвалы, — и улыбнулся, блеснув белыми зубами.

“Очень хочет быть похожим на Тамерлана мальчишка, — размышлял Дмитрий. — Даже складку на лбу морщит, как дед. А может, это вариант? Сказать ему, а он передаст Тамерлану. Непременно передаст, куда денется? Нет! Вон сколько ненужных свидетелей: им-то знать, откуда я на самом деле, совершенно ни к чему — не проглотить им такой пилюли, не подавившись… Говорить надо с глазу на глаз, а кто мне даст возможность остаться с царевичем один на один? Никто. И нечего губу раскатывать… Рано… Рано…” Спокойно наблюдая за царевичем, он строил догадки, что же все-таки нужно юному принцу. Очевидно, Халиль-Султан питал к нему интерес давно: Дмитрий прекрасно помнил, как венценосный мальчик пожирал его глазами еще тогда, в саду…

Халиль-Султан принял торжественный вид и кивнул одному из свитских. Разряженный юнец поднялся и разразился речью. Хотя Дмитрию и мешали обильные витиеватые восхваления принца, однако суть он все-таки уяснил: ему оказывалась великая честь — мирза Халиль-Султан желает видеть его своим бахадуром-поединщиком.

“Ну вот и дождался… — подумал Дмитрий. — Карьера пошла в гору. Будешь теперь красоваться перед войском рядом с принцем, есть с серебра и пить из золота… И Тамерлан станет ближе…”